Однажды летом в Италии - [5]

Холли покачала головой.

— Я живу одна в маленьком домике, который арендую. Я не знала, сколько буду отсутствовать, поэтому сказала соседке, что уезжаю надолго. Я могла бы исчезнуть с лица земли, и прошла бы вечность, прежде чем кто-нибудь заметил бы это.

Последние слова Холли произнесла с горечью. Только сейчас она осознала свое одиночество.

Почувствовав на себе его взгляд, она подумала, что судья, наверное, удивляется, какая она простодушная для своих лет. Все верно. Из-за своей недальновидности она стала жертвой Бруно Ванелли.

— Расскажите мне о том чемодане, который остался в поезде, — попросил судья. — В нем есть что-нибудь подозрительное?

— Нет, мне просто не хотелось терять свою одежду.

— Там есть что-нибудь, удостоверяющее вашу личность?

— Ничего.

— Почему вы так уверены?

— Из-за дяди Джоша.

— Дядя Джош? Он путешествует с вами?

— Нет, конечно. Он умер.

— Умер, но говорит вам, что брать с собой? — спросил он таким тоном, как будто разговаривает с лунатиком.

— Знаю, это звучит странно.

Вместо ответа судья наполнил бокал и протянул ей. Там оказался коньяк.

— Дайте себе успокоиться, — посоветовал он. — А потом расскажите мне о дяде Джоше.

Холи улыбнулась.

— Много лет назад он отправился в отпуск, и в путешествии кто-то украл его чемодан. Там были документы с его адресом. Когда он приехал домой, то обнаружил, что его дом разграбили. С тех пор в нашей семье никто не кладет в чемодан ничего, указывающего на личность. Бумаги должны быть в сумке, которая при вас.

Холли задохнулась, когда до нее дошел весь идиотизм этого разговора. Она затряслась от смеха. Судья быстро поднялся и забрал у нее бокал.

— Полагаю, это неизбежно, — заметил он. — Если у вас истерика, то лучше дать ей волю и покончить с этим.

Холли вскочила и отвернулась к окну.

— У меня нет истерики, — твердо заявила она.

— Тогда почему вы трясетесь? — спросил он, встав за ее спиной.

— Я…

Судья притянул ее к себе и сложил руки у нее на груди. Это не было объятием, потому что он не повернул ее лицом к себе. Хоть у нее и кружилась голова, она поняла, что он утешает ее без всякого намека на интимность.

— Вы в порядке? — тихо спросил Маттео.

Его дыхание обдавало жаром шею. Холли старалась не обращать внимания, а он, видимо, вообще не думал об этом.

Судья снова усадил ее в кресло и небрежно спросил:

— Полагаю, вас хитростью вовлек в свои игры мужчина?

— Да. Он кинул мне наживку, и я клюнула. Не знаю, что точно произошло. Возможно, его поймали, и ему удалось взвалить вину на меня.

— Спасая себя, принес вас в жертву?

— Да, думаю, он так и сделал.

— Приятно узнать, что вы способны мыслить реалистично.

— После всего случившегося мне только и остается, что быть реалисткой.

Судья снова подошел к окну, несколько минут молчал, а потом произнес:

— Полагаю, Анна рассказала вам о моей жене.

— Она только упомянула, что синьора Фаллуччи погибла при крушении поезда и что Лиза тоже была ранена. Сама Лиза рассказала мне, что ее мать была англичанкой. Наверное, она уцепилась за меня именно поэтому.

— Верно. Мне тоже так показалось, когда я вошел в купе. Я увидел на лице Лизы то, чего я не видел несколько месяцев. Она была довольна, почти счастлива. Думаю, тогда я и принял решение.

— Решили заполучить меня любой ценой? Даже если придется ради этого обманывать полицию?

— Вы очень цинично выразились.

— А как еще можно сказать?

— Вам нужна была моя помощь, как и мне ваша, и мы решили помочь друг другу.

— А разве я что-нибудь решала?

— Простите меня, если я действовал слишком поспешно. Очевидно, мне нужно было представить вас полиции и подождать, пока вы выберете между нами.

Холли не смогла сдержать улыбку.

— На самом деле никто из нас не принимал решения. Это сделала Лиза. А я уступил ее желаниям. К тому же, чтобы спасти вас от полиции, нужно было действовать очень быстро.

Все верно, но его излишняя самоуверенность вызвала в ней дух противоречия, и Холли с горечью произнесла:

— Как бы там ни было, теперь я ничем не лучше пленницы.

— Вовсе нет. Можете уйти, когда захотите.

— Вы знаете, что не могу. У меня нет ни одежды, ни денег, ни паспорта…

Маттео раскрыл бумажник и протянул ей пачку банкнот.

— Идите, — предложил он. — Я прикажу, чтобы вам открыли двери.

Не прикасаясь к деньгам, Холли попятилась и произнесла с отчаянием:

— Да? И куда мне идти? Вы просто играете со мной, и вам должно быть стыдно.

Холли увидела замешательство на его лице. Он помолчал какое-то время, а затем кивнул:

— Я восхищаюсь вашей смелостью, signorina.

— Да вы и сам смельчак, — огрызнулась она. — Привели меня в дом, хотя знаете обо мне только то, что я в бегах.

— Но вы заверили меня, что невиновны.

— Допустим, я врала, чтобы защитить себя.

— Дева Мария! Если вы хоть на секунду полагаете, что можете обмануть меня, то ошибаетесь. Если бы я не думал, что вашим самым большим недостатком является ваша невероятная наивность, я бы никогда не подпустил вас близко к своей дочери.

Ее враждебность угасла. Маттео раскусил ее. Наивность — это еще мягко сказано.

— Вы позволите мне перейти к делу? — продолжал он. — Я хочу, чтобы вы остались здесь как компаньонка Лизы. Берта прекрасно заботится о ней, но она не может дать Лизе того, что ей действительно нужно. Если вы сможете скрасить жизнь моей малютки, я тоже смогу кое-что сделать для вас. Договорились?