Одна ночь без сна, или Пожар в крови - [9]

Полина наклонилась и поцеловала Миронова в щеку, попрощалась и направилась к выходу. Потом вдруг обернулась и замерла, ошеломленная жалостью, пронзившей ее, едва она взглянула на поникшие плечи Константина Витальевича. Она уже намеревалась вернуться, но вспомнила об обещании, данном Зине, пообедать с родителями, поэтому с тяжелым сердцем медленно побрела к двери, размышляя о том, что никакие деньги не способны сделать человека счастливым. Вот он, Миронов, один из самых богатых людей столицы, сидит одинокий за столиком и с тоской в глазах пьет дорогой коньяк, который не доставляет ему никакой радости. Деньги могут принести много удовольствий, но никогда не дадут самого главного – семейной теплоты. Этого Миронов был лишен, как и большинство клиентов Полины, которые с помощью своих сверхъестественных заказов старались убежать от окружающей их пустоты.

* * *

– Мама, разве отец не знал, что мы собираемся пообедать вместе? – спросила Полина у Елизаветы Карловны, которая вышла встречать дочь в прихожую.

– Ах, девочка моя, – вздохнула Елизавета Карловна, – ты столько раз отменяла наши встречи. Думаю, отец был уверен, что и в этот раз нам не удастся увидеться. Сергей остался в охотничьем домике.

Всякий раз, когда мама говорила о загородном доме в лесу, в голосе ее чувствовалась злость и ревность. Полина уже перестала удивляться этому и не обратила должного внимания на обиду, звучавшую в голосе Елизаветы Карловны.

– Ему там нравится, – сказала она, снимая босоножки.

– Но в том доме убили Катю! – воскликнула Елизавета Карловна и театрально пошатнулась, словно намеревалась упасть в обморок.

Полина не отреагировала на эту экзальтированную выходку. Мать всегда была эмоциональной, к тому же, как маленький ребенок, очень любила играть на эмоциях близких, что у нее прекрасно получалось. Все начинали охать и вздыхать, пытаясь привести расстроенную Елизавету Карловну в чувства.

– Как он может там находиться? Этот проклятый дом…

– Ни в чем не виноват, – прервала ее Полина. – Успокойся! Отцу там хорошо.

– Зато мне плохо одной!

Елизавета Карловна прошла в кухню и занялась приготовлением чая.

– Обед отменяется? – спросила Полина. – Только чай? Я, между прочим, голодна.

– Прости, солнышко. Я на диете, поэтому Даша ничего не приготовила. Кроме того, как и отец, я была уверена, что ты не приедешь. Но в холодильнике есть сыр и ветчина. Сделай себе бутерброд.

Полина взяла кусочек хлеба и положила на него тонкий ломтик сыра, устроилась на диванчике в углу комнаты и, тихо жуя, наблюдала за матерью. Елизавета Карловна заметно похорошела за последние месяцы. Впрочем, она всегда выглядела привлекательно – подтянутая, оттого что регулярно занималась спортом, ухоженная, так как никогда не жалела денег на косметологов и пластических хирургов. Однако взгляд Елизаветы Карловны казался печальным и утомленным. Грусть не уходила с ее лица с тех пор, как погибла младшая сестра Полины. Мама выглядела подавленной и растерянной, словно у нее отобрали любимую игрушку и она абсолютно не знает, чем себя занять. Понятно, что смерть ребенка не проходит бесследно, однако не стоит терять интерес к жизни. Катю, считала Полина, уже не вернешь, а земля с ее смертью не перестала вращаться. То, что она умерла, не означало, что надо лечь следом за ней в гроб или превратиться в отшельника, боясь выйти на улицу. Может быть, Полина и выглядела со стороны жестокой, проявляя самообладание после случившейся в семье трагедии, но ей казалось неправильным и глупым поведение матери, утратившей вкус ко всему с уходом младшей дочери. Получается, что, похоронив Катю, мама заодно похоронила себя, чего требовала и от остальных – вечной скорби и безучастия к происходящему.

– Я вчера вернулась из Лондона.

– Да? – встрепенулась Елизавета Карловна. – Как там мои мальчики?

– Сыновья и внук? – хмыкнула Полина. – Живут и здравствуют. Марк, кстати, тоже весьма хорошо поживает.

Полина специально упомянула имя бывшего мужа Елизаветы Карловны, отца Майкла и Алекса, чтобы увидеть хоть какую-то реакцию на ее лице. Елизавета Карловна сдержанно улыбнулась, догадавшись, почему Полина задевает ее.

– Тебя ничто не может изменить, – сказала она, поставив перед дочерью чашку с чаем. – Конфеты или пирожные?

– И то и другое, – ответила Полина. – Думала, когда человек сидит на диете, он убирает из дома все сладкое.

– Меня не сломать сладостями.

– Знаю. Как ты, мамочка? – Она погладила холеную руку Елизаветы Карловны и вдруг задумчиво посмотрела матери в лицо.

– Мне плохо. Я всегда одна. Отец почти не приезжает в город. Все лето провел в своей избушке и, кажется, окончательно забыл обо мне. Я тоскую. Мне абсолютно нечем заняться. Ты тоже не думаешь о своей маме, хотя знаешь, как я в тебе нуждаюсь.

– Послушай, не хотела бы ты взять на себя роль учителя? Возможно, это принесет тебе удовольствие. Клиент компании ищет для дочери наставника, – Полина старательно выбирала слова, чтобы не дать повода отказаться. – Ты – возвышенная, образованная особа, – продолжила она, заметив в глазах матери интерес, хотя он больше относился к льстивым словам, нежели к самому предложению. – Мама, ты многое дала нам с Катей. Показала мир искусства, научила ценить и понимать его. Галереи, музыка…