Одлян, или Воздух свободы: Сочинения - [12]
Коля долго не мог уснуть. Лежал с головой под одеялом. Начал засыпать. Вдруг шепот. Сон сняло. Михаил с цыганом переговаривались. Коля стянул с головы одеяло и посмотрел: виден цыган. Он лежал на боку и что-то разглядывал. Потом сказал: «На», — и протянул Мише небольшую, блестящую, сильно отточенную финку.
Коля напугался: «Настоящий нож».
Миша спрятал финку.
— Федя, что-то Смех оборзел. Он кнокает Камбалу. А Камбала-то лучше его. Он просто с деревни. Давай, скажи ему, если Смех шустранет, пусть стыкнется. Я уверен, Камбала замочит ему роги.
— Давай. Я балдею, когда дерутся.
— Буди его.
Федя взял с вешалки шапку и бросил в Петрова.
— Камбала, Камбала, проснись.
Коля откинул одеяло.
— Чего?
— Слушай, Камбала, — начал Миша, привстав с кровати. — Что ты боишься Смеха? Не бойся. Можешь стыкнуться с ним. Мы не встрянем.
— Не кони[2], Камбала, мы разрешаем тебе, — поддакнул цыган.
Не подслушай их разговор, Коля не поверил бы.
На следующий день он ждал, когда рыпнет Смех.
После обеда Смех крикнул:
— Камбала, подай газету!
Коля не среагировал.
— Ты что, Камбала, оглох?!
— Возьми сам, — спокойно ответил Коля.
Смех подскочил и взял за грудки.
— Обшустрился?
— Убери руки, — и Коля оттолкнул его.
Смех отлетел, но опять пошел на Петрова, сжав кулаки.
Парни наблюдали. Подойдя вплотную, Смех волю рукам не дал, а вылил на Колю ушат блатных слов и отошел.
Больше Смех к Коле не приставал, и он почувствовал облегчение: с него свалился камень. Но камней еще четыре.
И все не свалишь. Тем не менее решил без согласия Миши и цыгана осадить Васю. Вася спокойный деревенский паренек. Но он на Колю не рыпал. И Коля предложил побороться. Вася отказался.
— Что ты, Василек, не хочешь, — сказал Коля и, смеясь, приподнял его и бросил на кровать.
Миша и цыган загоготали.
— Вот это да! — восхищенно сказал Миша.
— Он скоро и до тебя доберется! — почти выкрикнул цыган, имея в виду Колиного тезку.
— Я ему с ходу роги обломаю, — отозвался тезка.
Он мог и цыгану роги обломать.
За две недели Коля постиг азы тюремной жизни. Ознакомился с жаргоном и выучил десяток лагерных песен.
У малолеток на тюрьме закон: забыл закрыть парашу — получай кырочку. Коля поначалу забывал, но через шею запомнил быстрее.
Миша — по второй ходке. По хулиганке подзалетел. Вася и Колин тезка — за воровство, а цыган — за разбой. Смех с друзьями обокрали столовую: съели несколько тортов и прихватили конфет. На прилавке калом вывели: ФАНТОМАС.
Шла серия фильмов о Фантомасе, и преступность среди малолеток подскочила. Насмотревшись приключений, ребята воровали и хулиганили. Друг Смеха покатался на ментовской машине и оставил записку: ФАНТОМАС.
Петров спросил Мишу.
— Как живут в зоне пацаны, если отец — мент?
— А зачем тебе? — парировал Миша. — У тебя что, отец — мусор?
— Да нет. У меня есть друг, из района, и у него отец — участковый. А парня скоро посадят. Как ему в зоне придется?
— Кто его знает. Был у нас на зоне такой. Чухой жил.
Петров интересовался потому, что его отец — бывший начальник милиции.
У малолеток два раза в месяц отоварка на десять рублей. Коля, его тезка и Вася денег не имели. Деревенские. У городских — Миши, цыгана и Смеха — деньги на квитах были. Подследственные, кто жил в Тюмени, где и находилась тюрьма, через следователей поддерживали связь с родителями. И родители присылали.
Подследственным малолеткам два раза в месяц — передача. Пять килограммов. Продукты принимали нескоропортящиеся. Передачи получали только городские, поскольку родители рядом.
В камерах, бывало, собирались одни городские, и у них — изобилие еды.
Стояла злая зима. Коля только раз сходил на прогулку, сильно замерз, и больше идти не хотелось.
На тюремном дворе десять прогулочных двориков. Малолетки в день гуляли два часа, взрослые — один. В морозные дни ни малолетки, ни взрослые больше двадцати-тридцати минут не выдерживали. Замерзнут — и в камеру.
Прогулочные дворики, как и стены туалетов, обрызганы раствором под шубу. Над некоторыми натянута сетка, чтоб заключенные не перекидывались записками, куревом, да мало ли еще чем.
Сегодня Коля — дневальный. Когда он принимал масло, то самый большой на вид кусочек — а масло формы не имело — сунул в карман. Для себя. А пять положил на стол.
Сели завтракать. Одной порции масла не хватает. Коля забыл, что оно в кармане, и сказал:
— Ребята, одного масла недодали.
— Стучи. Пусть дает, — сказал Миша.
Коля постучал. Пришел работник хозобслуги.
— Не может быть, — сказал он, — я хорошо помню, что дал шесть порций.
И Коля вспомнил: масло — в кармане. Как быть? Сказать? Что тогда будет? Скажут — проглот. И присудят морковок, кырочек, банок.
Так думал Коля, доказывая работнику хозобслуги, что одну порцию он недодал. А работник молчал, что-то соображая, и масла давать не хотел. Масло жгло Коле ногу. Он думал, что работник хозобслуги скажет: «А ну-ка выверни карманы».
Ребята зашумели.
— Ты, в натуре, говорят тебе: одного не хватает, давай, — рявкнул Миша, вставая из-за стола.
Работник хозобслуги сходил за маслом.
Парни завтракали. Коля поглядывал на карман — не топырится ли?
Все обошлось. Масло после завтрака Коля спрятал в матрац, чтоб в кармане не растаяло, и решил вечером выбросить в туалете.
У Габышева есть два дара - рассказчика и правды, один от природы, другой от человека.Его повествование - о зоне. Воздухом зоны вы начинаете дышать с первой страницы и с первых глав, посвященных еще вольному детству героя. Здесь все - зона, от рождения. Дед - крестьянин, отец - начальник милиции, внук - зек. Центр и сердце повести - колония для несовершеннолетних Одлян. Одлян - имя это станет нарицательным, я уверен. Это детские годы крестьянского внука, обретающего свободу в зоне, постигающего ее смысл, о котором слишком многие из нас, проживших на воле, и догадки не имеют.Важно и то, что время не удалено от нас, мы его еще хорошо помним.
Жорка Блаженный из одноименного дневника-исповеди предстает великомучеником социальной несправедливости: пройдя через психиатрическую больницу, он становится добычей развращенных девиц.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Сначала мы живем. Затем мы умираем. А что потом, неужели все по новой? А что, если у нас не одна попытка прожить жизнь, а десять тысяч? Десять тысяч попыток, чтобы понять, как же на самом деле жить правильно, постичь мудрость и стать совершенством. У Майло уже было 9995 шансов, и осталось всего пять, чтобы заслужить свое место в бесконечности вселенной. Но все, чего хочет Майло, – навсегда упасть в объятия Смерти (соблазнительной и длинноволосой). Или Сюзи, как он ее называет. Представляете, Смерть является причиной для жизни? И у Майло получится добиться своего, если он разгадает великую космическую головоломку.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Ашантийская куколка» — второй роман камерунского писателя. Написанный легко и непринужденно, в свойственной Бебею слегка иронической тональности, этот роман лишь внешне представляет собой незатейливую любовную историю Эдны, внучки рыночной торговки, и молодого чиновника Спио. Писателю удалось показать становление новой африканской женщины, ее роль в общественной жизни.
Рассказ был написан для сборника «1865, 2015. 150 Jahre Wiener Ringstraße. Dreizehn Betrachtungen», подготовленного издательством Metroverlag.
Проза Ильи Крупника почти не печаталась во второй половине XX века: писатель попал в так называемый «черный список». «Почти реалистические» сочинения Крупника внутренне сродни неореализму Феллини и параллельным пространствам картин Шагала, где зрительная (сюр)реальность обнажает вневременные, вечные темы жизни: противостояние доброты и жестокости, крах привычного порядка, загадка творчества, обрушение индивидуального мира, великая сила искренних чувств — то есть то, что волнует читателей нового XXI века.