Одиссея. В прозаическом переложении Лоуренса Аравийского - [20]

И с этими словами Ноэмон ушел в дом своего отца, оставив двух молодых лордов кипеть от негодования. Они прервали игры и состязания кавалеров и собрали всех на совет. Красноречивый Антиной обратился к ним, брызжа злобой и яростью. Его черное сердце бушевало, и глаза пылали.

— Проклятие! — воскликнул он. — Телемах набрался наглости и сделал удачный ход! Мы клялись, что ничего из его планов не выйдет, а этот щенок, один против нас всех, спокойно выбрал лучших молодцов, велел им спустить корабль на воду, и был таков. С ним мы дождемся беды, если Зевес не подрежет ему крылышки до совершеннолетия. Ладно, дайте мне быструю галеру и двадцать гребцов. Я устрою ему засаду в узком месте между Итакой и скалами Зама и перехвачу в пути. Его плаванью в поисках отца еще придет мрачный конец!

Все приветствовали и одобрили его план. Потом они встали и пошли во дворец. А вскоре и Пенелопа проведала о заговоре, выношенном ее кавалерами. Ей сообщил герольд Медонт, а он подслушивал, пока кавалеры совещались во дворе, и все понял. Он немедленно вошел во дворец и отправился доложить об услышанном Пенелопе. Как только он пересек порог ее будуара, королева обрушилась на него.

— Вестник, — сказала она, — с каким поручением послали тебя молодые лорды? Наверное, они приказывают служанкам богоравного Одиссея бросить всю работу и накрыть столы для пира? Как мне надоело их ухаживание и беспрестанное присутствие! Если бы это зависело от меня, больше бы они здесь не пировали. Да, вся ваша банда крутится здесь изо дня в день, грабит наши погреба и растрачивает достояние моего бережливого сына. Вы, наверное, пропустили мимо ушей, когда вам отцы рассказывали, как к ним относился Одиссей — ни словом, ни делом никого не обижал безвинно. Не то что другие короли, которые одному потрафят, а другого скрутят в бараний рог. Это только подтверждает вашу бессовестность и доказывает, как легко забывается былая доброта.

— Королева, — ответил честный Медонт, — дай-то вам бог не знать больших бед. Кавалеры планируют куда худшее зло, упаси нас Зевес, сын Крона. Они решили зарубить острыми мечами Телемаха, когда он выйдет в обратный рейс. Сейчас он отправился в святой Пилос и Лакедемон за вестями об отце.

Когда Пенелопа услышала эти слова, ее ноги подкосились, и сердце дрогнуло. Дар речи изменил ей, глаза наполнили слезы, слова застряли в глотке. Наконец она отдышалась и ответила:

— Вестник, почему уехал мой сын? — спросила она. — Не было ему никакого резона пускаться по морю на быстрых судах, в которых моряки, как в колесницах, бороздят просторы моря. Неужели он хочет, чтобы имя его было забыто?

Прозорливый Медонт отвечал ей:

— Не знаю, что подтолкнуло его на поездку в Пилос — слова бога или собственные чувства, но он хотел узнать, вернется ли его отец, или сгинул безвозвратно.

Медонт вышел из ее покоев, а Пенелопа не могла найти себе места от тревоги. Она даже не смогла добраться до одного из кресел, но опустилась на порог своего элегантного будуара и горько зарыдала, а вокруг нее сгрудились все служанки и фрейлины дворца. Прерывая потоки слез, Пенелопа обратилась к ним:

— Скажите, есть ли женщина в наши дни, к которой Зевес был так жесток, как ко мне? Был у меня муж, лучший из данайцев, львиное сердце, прославленный от Эллады до Аргоса. Его я утратила. А сейчас ураган унес из дому моего любимого сына. Мне и не сказали, что он уезжает. Даже вы промолчали, хотя наверняка знали. Жестокие женщины, почему вы не подняли меня с постели, когда он пошел в порт! Если бы я знала, что он собирается уехать, клянусь, он остался бы дома или перешагнул через мой труп. Живо, кто-нибудь, пошлите за моим старым слугой Долием, которого мне отец дал с собой на Итаку. Он сейчас возится в саду. Пусть бежит к Лаэрту, потолкует с ним обстоятельно, расскажет все с начала до конца. Глядишь, Лаэрт что-нибудь придумает, оставит свое затворничество, обратится к народу, пока не погибло его семя и королевский род Одиссея.

— Госпожа, — сказала верная старая няня Эвриклея, — убьешь ли ты меня беспощадным ножом или оставишь в живых — не могу молчать. Я все знала, я ему дала хлеб и вино в дорогу, и все, что он попросил. Но он заставил меня поклясться — не говорить тебе ничего в течение двенадцати дней, разве что ты сама заметишь его отсутствие раньше. Он не хотел, чтобы слезы бороздили твои нежные щеки. Иди, умойся, переоденься, а затем подымись в горницу с фрейлинами и помолись дочери Зевса Афине. Она может спасти его даже из зубов смерти. И не беспокой старика, у которого и так полно забот. Не думаю, что блаженные боги возненавидели род Аркесия, предка Лаэрта. Не пресечется их род, но будет всегда владеть этими величественными чертогами и плодородными полями.

Такими словами Эвриклея успокоила Пенелопу, и та перестала плакать. Королева умылась, переоделась, поднялась со своими фрейлинами в горницу, наполнила корзинку зерном для жертвоприношения, и обратилась к Афине с молитвой.

— Внемли мне, Неутомимая, Атритона, дочь Зевса, носительница эгиды! Если мудрый Одиссей когда-либо сжигал в твою честь жирные бедра телицы или овцы, вспомяни его жертву, спаси моего любимого сына, и защити его от злокозненных кавалеров.