Одиссея. В прозаическом переложении Лоуренса Аравийского - [19]

«Протей смолк, и мое сердце не выдержало. Я рухнул на прибрежный песок и зарыдал. Мне больше не хотелось жить и видеть сияние дня. Но когда я выплакался всласть, старый Морской провидец обратился ко мне и сказал:

— Уйми слезы, сын Атрея, а то мы так никогда не кончим. Лучше постарайся поскорее вернуться на родину, и может, ты еще застанешь убийцу в живых. Но, возможно, Орест опередит тебя и убьет его сам. Тогда ты поспеешь на тризну.

«Его слова возвратили мне утраченное было мужество, и в горестном сердце снова засветилась надежда. Я обратился к нему с крылатыми словами:

— Ты упомянул трех вождей. Кто же третий, не погибший, но ставший узником бескрайних морей? Или он тем временем погиб? Я хочу знать, даже если это усугубит мое горе.

— Третий, — отвечал Протей, — это сын Лаэрта Одиссей, лорд Итаки. Я видал его, безутешно рыдающего, на острове нимфы Калипсо. Она держит его в плену. Ведь без галеры и гребцов он не может пересечь морские просторы и вернуться домой.

«А сейчас, любимец Зевеса, Менелай, внемли своей судьбе. Тебе не суждено умереть в Аргосе, где пасутся кони. Бессмертные возьмут тебя на Елисейские поля на краю света, где живет рыжекудрый Радамант. Жизнь там легка[20] для смертных, не выпадает снег, не бывает ураганов и дождей, но изо дня в день легкий западный ветерок с реки Океан освежает души людей. Там, зять Зевеса, ты останешься со своей Еленой».

«Старец завершил свои речи и нырнул в бурные волны, а я пошел с отважными спутниками к кораблям, погруженный в беспросветную мглу своих дум. У корабля на берегу моря мы приготовили ужин. Таинственная ночь опустилась на нас, и мы легли спать на омытом волнами берегу.

«Как только появилась свежая Заря — Розовые Пальчики, мы спустили суда на воду, поставили мачты и подняли паруса. Команды поднялись на борт, заняли места на банках и в лад ударили веслами по седой пене. Так я вернулся в текущие с небес воды Нила, где я бросил якорь и принес всесожжение богам. Уняв гнев Бессмертных, я насыпал на берегу курган на вечную память об Агамемноне. Исполнив это, я отплыл домой, а Бессмертные даровали попутный ветер, который быстро возвратил меня в любимый край.

«А ты, дорогой Телемах, погости у меня во дворце дней двенадцать, а потом я устрою тебе пышные проводы и поднесу дары: ты получишь трех коней и двухместную колесницу прекрасной работы, и еще узорчатый кубок, чтобы ты всю жизнь вспоминал обо мне, возлияя бессмертным богам».

— Сын Атрея, — ответил рассудительный Телемах, — прошу, не удерживай меня надолго. Я бы позабыл дом и родителей и легко остался здесь хоть на целый год, так мне нравятся твои чудесные рассказы. Но мои спутники уже заждались меня в священном Пилосе, а ты еще предлагаешь мне задержаться. Ты обещаешь мне богатые дары, но дай лучше подарок, который я могу унести с собой. Ведь я не смогу взять с собой коней на Итаку, пусть они лучше остаются украшением твоих конюшен. У вас — широкие поля и луга, обильные клевером и травой, пшеницей и полбой, и крепким белым ячменем. А на Итаке нет лугов и негде выезжать коней. Наши острова — как рифы посреди моря, ни один не подходит для конного спорта, да и травы мало, и меньше всего — на моей Итаке. Но мне милее горы[21], где пасутся козы, чем луга и конские выпасы.

Так он ответил. Славный своим боевым кличем Менелай улыбнулся, потрепал его щеку и ласково сказал:

— Паренек, твои учтивые слова показывают благородное происхождение. Конечно, я заменю дары, что может быть проще. Ты получишь прекраснейшее и драгоценнейшее из сокровищ моего дворца — кубок-кратер для смешения вин, из кованого серебра с золотым ободком, работы самого Гефеста. Мне подарил его герой Федим, король Сидона, когда я гостил у него по пути домой. Теперь я с охотой дам его тебе.

Пока они беседовали, стали прибывать гости дворца. Они гнали с собой овец и несли веселящее душу вино[22], а их завитые жены прислали свежевыпеченный хлеб. Так готовились к пиру в чертогах Менелая.

Тем временем перед дворцом Одиссея высокомерные кавалеры развлекались, как могли, метанием диска и дротика на ровной площадке. Антиной и красавец Эвримах, первые молодцы и заводилы, сидели рядом, когда к ним подошел Ноэмон сын Фрония и обратился с вопросом к Антиною.

— Антиной, не знаешь ли ты, когда вернется Телемах из песчаного Пилоса? Он ушел на моем корабле, а мне понадобилось сходить в Элиду. Там на просторных лугах у меня пасется дюжина жеребых кобыл, а с ними их крепкие жеребята-мулы. Я бы взял одного из них и приучил к работе.

Его слова потрясли их, — они и не представляли, что Телемах ушел в Пилос, но были уверены, что он где-то в поместье, среди овечьих стад или на ферме свинопаса. Антиной сын Эвпейта обратился к Ноэмону и потребовал:

— А ну, давай всю правду. Когда он ушел, и что за молодежь ушла с ним? Отборные горожане или его собственные слуги и приживалы? И еще, ответь мне без уверток — он силой угнал твой корабль, против твоей воли, или ты поверил его байкам и сам одолжил?

— Сам одолжил, — сказал Ноэмон, — добровольно. Что делать, если об услуге просит принц, у которого вдобавок забот полон рот. Тут отказать может только неотесанный невежа. А с ним ушла лучшая — после нас — часть молодежи. Капитаном у него Ментор, я видел, как он отплывал, — он или принявший его облик бог. Дело в том, что я вчера повстречал доброго Ментора, но он точно ушел на моем судне в Пилос той ночью.