Одиссея Талбота - [2]

О'Брайен рассмеялся:

– Типичный житель Нью-Йорка!

Некоторое время оба стояли молча. Абрамс ломал голову над тем, зачем О'Брайен попросил его разделить с ним это вечернее созерцание города. Мелкий служащий, проводящий вечера над дипломной работой по юриспруденции, он даже ни разу не был в кабинете старика, да и вообще ему не довелось перекинуться с ним и дюжиной слов.

О'Брайен казался поглощенным осмотром Верхнего Залива. Порывшись в кармане, он спросил у Абрамса, нет ли у того двадцатипятицентовика.

Абрамс дал ему монету.

О'Брайен подошел к подзорной трубе, укрепленной на металлической опоре, и опустил монету в приемник. Аппарат загудел. О'Брайен посмотрел на прикрепленную к нему табличку.

– Так, номер девяносто семь.

Он повернул трубу так, что стрелка указателя остановилась на цифре 97.

– Ага, вот она.

С минуту он внимательно смотрел в окуляры, а потом сказал:

– При виде этой леди в бухте у меня по телу бегают мурашки.

Он выпрямился и взглянул на Абрамса:

– Вы патриот?

Абрамсу вопрос показался достаточно провокационным.

– Мне еще не представлялось случая выяснить это, – ответил он.

По лицу О'Брайена нельзя было сказать, доволен он ответом или нет.

– Хотите посмотреть?

Труба скрипнула и перестала гудеть.

Абрамс заметил:

– Я боюсь, что время истекло.

О'Брайен недовольно взглянул на аппарат:

– Трех минут не прошло, никак не прошло. Напишите в редакцию «Таймс», Абрамс.

– Да, сэр.

О'Брайен засунул руки в карманы.

– Что-то здесь становится прохладно.

– Может, нам стоит вернуться в помещение?

О'Брайен оставил предложение незамеченным и спросил:

– Вы говорите по-русски, Абрамс?

Тот бросил взгляд на своего собеседника. Такие вопросы не задают просто так. Их задают только тогда, когда заранее знают ответ.

– Да. Мои родители…

– Точно, – перебил его О'Брайен. – Кажется, кто-то мне об этом говорил. У нас есть несколько говорящих по-русски клиентов. Евреи-эмигранты из Бруклина. По-моему, это недалеко от того места, где вы живете.

Абрамс кивнул.

– Я уже немного подзабыл язык, но уверен, что смогу с ними объясняться.

– Отлично. Не будет ли для вас слишком обременительно, если я попрошу вас усовершенствовать ваш русский? Я бы мог достать лингафонный курс госдепартамента.

Абрамс взглянул на него и ответил:

– Я согласен.

О'Брайен несколько секунд смотрел на запад, затем произнес:

– Когда вы работали в полиции, в ваши служебные обязанности входила охрана русской миссии при ООН на Шестьдесят седьмой Восточной улице?

Абрамс замялся.

– Когда я увольнялся из полиции, то дал подписку о неразглашении своих прошлых служебных обязанностей.

– Вы действительно дали такую подписку? Ах да! Вы ведь служили в разведывательном отделе полиции? В «Красном отряде»?

– Так его больше не называют. Звучит слишком…

– Слишком правдиво. Господи, мы же живем в эпоху эвфемизмов! Так как вы называли это между собой, когда поблизости не было начальства?

– «Красный отряд», – ответил Абрамс, улыбнувшись.

О'Брайен тоже улыбнулся и продолжал:

– На самом-то деле вы не охраняли русскую миссию, а занимались шпионажем… Вы должны были достаточно хорошо знать основных сотрудников из состава советской миссии при ООН.

– Возможно.

– А как насчет Виктора Андрова?

– Что вы имеете в виду?

– Действительно, что? Вы когда-нибудь бывали в Глен-Коуве?

Абрамс отвернулся и стал смотреть на закат солнца над Нью-Джерси. Наконец он ответил:

– Я был всего лишь городским полицейским, мистер О'Брайен, а не Джеймсом Бондом. Мои полномочия не выходили за пределы города. А Глен-Коув находится в графстве Нассау.

– И все равно вы, конечно, бывали там.

– Возможно.

– А вы вели для себя какие-нибудь записи, связанные с этими людьми?

Абрамс несколько нетерпеливо ответил:

– В мою задачу не входило наблюдать за ними. Этим занималось ФБР. Мне вменялось в обязанности лишь следить за их контактами с отдельными лицами и группами, которые могли бы оказаться опасными для Нью-Йорка и его жителей.

– Что это за группы?

– Обычный состав: пуэрториканкские освободительные организации, «Черные пантеры», «зеленые». Если бы русские захотели украсть химические формулы из городской исследовательской лаборатории или рецепт Ратнера для приготовления блинчиков с сыром, меня бы это не тронуло. Вот и все, что я могу вам сообщить по этому поводу.

– Но, как гражданина, вас это не могло бы не волновать, и вы доложили бы об этом ФБР, что вы несколько раз и делали.

Абрамс посмотрел на О'Брайена. Ясно, что этот человек знает очень много. А может быть, он просто блефует? О'Брайен был прекрасным адвокатом, и такое было бы в его стиле.

– Вы готовы к сдаче экзаменов на адвоката в июле? – неожиданно спросил О'Брайен.

– А вы были к этому готовы?

О'Брайен улыбнулся:

– Это было так давно!

Абрамс слышал от других, что у Патрика О'Брайена есть привычка, которая часто приводит в замешательство собеседников: быстро менять тему разговора, казалось бы, наобум, но на самом деле это скорее напоминало действия картежника-профессионала, способного так тасовать колоду перед сдачей, чтобы ему выпали карты одной масти. Абрамс спросил:

– Вы, кажется, собирались сказать что-то еще о взрывах бомб на Уолл-стрит?