Одиссея самурая. Командир японского эсминца - [2]

Шрифт
Интервал

Училище Эта-Дзима - "Аннаполис Японии" - было пределом мечтаний и святыней для миллионов юношей предвоенной Японии. Ежегодно несколько сот абитуриентов с прекрасными аттестатами об окончании средней школы и с не менее прекрасными рекомендациями проходили жестокие конкурсные экзамены и беспощадную систему отбора, чтобы оказаться среди небольшой группы счастливчиков - курсантов училища.

Эта-Дзима является островком, расположенным на громадном внутреннем рейде военно-морской базы в Куре (недалеко от Хиросимы), поэтому мы жили на этом острове в полной изоляции от всего остального мира.

Через три дня после начала занятий какой-то курсант, остановив меня на дорожке, ведущей в кубрик, по-хамски окрикнул и скомандовал: "Стой!" Когда я выполнил команду, он подошел ко мне вплотную и, кипя от злости, заорал: "Почему мне честь не отдал?" Я не знал, что ответить, так как даже не видел его, пока он меня не окликнул.

Пока я собирался оправдаться, он рявкнул: "Смирно! Я выбью из тебя разгильдяйство!" Его кулаки обрушились на мое лицо...

На следующее утро во время завтрака этот третьекурсник - наш ротный старшина - обнаружил, что форма на мне неправильно застегнута. И еще дюжина ударов обезобразила распухшее лицо новичка. На этот раз взбучка была гораздо сильнее чем накануне. Весь день в голове гудело, а в ушах позванивали печальные колокольчики.

Но подобное обхождение считалось еще гуманным. Обычно первокурсников наказывали так: весь взвод становился в шеренгу, провинившийся, подняв голову, шел вдоль строя и от каждого курсанта получал тычок в лицо или по шее. Буквально все прошли через эту уникальную систему укрепления дисциплины, не знавшую никаких поблажек. Вставали мы в половине шестого под звуки горнов, игравших побудку. Без всякого перерыва на отдых шли занятия в классах, строевая подготовка, продолжавшиеся до самого отбоя в 21:00.

К концу первого года обучения постепенно служба наладилась, прекратились и избиения.

Наиболее выдающейся фигурой из моих сокурсников был Ко Нагасава. Красивый и статный уроженец северной Японии удивительно легко выносил спартанскую дисциплину. Он постоянно удивлял меня, когда после побоев находил в себе силы даже острить, смакуя лиловый цвет синяка или форму опухоли под глазом. Позднее он служил на различных командных и штабных должностях, пережил Тихоокеанскую войну, а в 1954-м году поступил служить в новый флот Японии, став в 1956-м году его главнокомандующим.

Жестокие нравы училища почти три года держали меня в состоянии то нервного стресса, то депрессии. И только на последнем курсе появился некоторый проблеск - он был связан с личностью нового начальника училища вице-адмирала Кантаро Судзуки, которого я без натяжки считал по-настоящему великим человеком.

Через два дня после вступления в должность начальника училища адмирал Судзуки собрал совещание инструкторов и преподавателей, на котором, полыхая от гнева, строжайше запретил применять к курсантам какие-либо меры физического воздействия. "Училище должно выпускать офицеров флота, а не баранов!" - заявил он.

Адмирал Судзуки провел в училище самые радикальные реформы, значительно повысив интерес курсантов к службе и учебе. По моему мнению, он должен был появиться в Эта-Дзиме гораздо раньше. Но он был слишком большим человеком не только для училища, но и для всего императорского флота. Уйдя сравнительно рано в отставку, адмирал стал министром императорского двора, а чуть позже - в 1945-м году - премьер-министром Японии - последним главой императорского правительства.

После его ухода из училища целая плеяда адмиралов-посредственников постепенно свела к нулю все результаты реформ Судзуки.

Мое поступление в училище по времени совпало с окончанием Первой мировой войны, а 16 июня 1921 года я закончил училище сороковым из ста пятидесяти его выпускников.

В июне 1922 года мне пришлось побывать во Владивостоке. Гавань и сопки напомнили мне окрестности Нагасаки. На этом сходство с Нагасаки прекращалось. Условия, в которых жили русские, были просто ужасающими. То, что мне пришлось увидеть во Владивостоке, было в столь разительном контрасте с увиденным в других городах разных стран, что я был до глубины души потрясен и шокирован. Я понял, что самое страшное для любой нации это проиграть войну. Конечно, и в мыслях не было, что через 23 года Японию постигнет та же печальная судьба, что и Россию. Благодарение Богу, что за войной не последовала революция.

После Владивостока мы направились в Одомари - порт на самом юге Сахалина, захваченный у России в ходе войны 1904-05 годов.

Командовал "Касугой" капитан 1-го ранга Мицумаса Ионаи, ставший вторым после адмирала Судзуки человеком, оказавшим на меня огромное влияние, хотя между ним и Судзуки не было ничего общего. Судзуки был жестким, суровым и по-военному прямым человеком. Капитан Ионаи был более мягким и менее открытым. В те годы ему было чуть за сорок. Он как бы сошел со старинной гравюры: высокий, энергичный и красивый моряк.

Мы, молодые офицеры, поначалу были очень удивлены, заметив, что в свободное время командир нисколько не тяготится нашим обществом. Как-то он предложил желающим побороться с ним. Недавно выпущенные из училища, где нас усиленно тренировали всем премудростям дзюдо, мы полагали себя великими мастерами этого вида борьбы. Однако, ни одному из нас не удалось победить командира.


Еще от автора Тамеичи Хара
Командир японского эсминца

Мемуары японского офицера, на протяжении всей войны прослужившего на эскадренных миноносцах (большую часть войны — капитан «Шигури»). Наибольший интерес представляют описания боев в Индонезии и у Соломоновых островов в 1942-1943 гг., а также последнего похода «Ямато» (Хара был капитаном крейсера «Яхаджи», сопровождавшего «Ямато» на тот свет). Книга... представляет собой «взгляд снизу» — с мостика корабля прикрытия — на проблемы военно-морской истории и стратегии. Большинство выводов, к которым приходит автор, отражают его «субъективное умонастроение» (как это обычно и свойственно мемуарной литературе).


Рекомендуем почитать
Рига известная и неизвестная

Новую книгу «Рига известная и неизвестная» я писал вместе с читателями – рижанами, москвичами, англичанами. Вера Войцеховская, живущая ныне в Англии, рассказала о своем прапрадедушке, крупном царском чиновнике Николае Качалове, благодаря которому Александр Второй выделил Риге миллионы на развитие порта, дочь священника Лариса Шенрок – о храме в Дзинтари, настоятелем которого был ее отец, а московский архитектор Марина подарила уникальные открытки, позволяющие по-новому увидеть известные здания.Узнаете вы о рано ушедшем архитекторе Тизенгаузене – построившем в Межапарке около 50 зданий, о том, чем был знаменит давным-давно Рижский зоосад, которому в 2012-м исполняется сто лет.Никогда прежде я не писал о немецкой оккупации.


Виктор Янукович

В книге известного публициста и журналиста В. Чередниченко рассказывается о повседневной деятельности лидера Партии регионов Виктора Януковича, который прошел путь от председателя Донецкой облгосадминистрации до главы государства. Автор показывает, как Виктор Федорович вместе с соратниками решает вопросы, во многом определяющие развитие экономики страны, будущее ее граждан; освещает проблемы, которые обсуждаются во время встреч Президента Украины с лидерами ведущих стран мира – России, США, Германии, Китая.


Гиммлер. Инквизитор в пенсне

На всех фотографиях он выглядит всегда одинаково: гладко причесанный, в пенсне, с небольшой щеткой усиков и застывшей в уголках тонких губ презрительной улыбкой – похожий скорее на школьного учителя, нежели на палача. На протяжении всей своей жизни он демонстрировал поразительную изворотливость и дипломатическое коварство, которые позволяли делать ему карьеру. Его возвышение в Третьем рейхе не было стечением случайных обстоятельств. Гиммлер осознанно стремился стать «великим инквизитором». В данной книге речь пойдет отнюдь не о том, какие преступления совершил Гиммлер.


Сплетение судеб, лет, событий

В этой книге нет вымысла. Все в ней основано на подлинных фактах и событиях. Рассказывая о своей жизни и своем окружении, я, естественно, описывала все так, как оно мне запомнилось и запечатлелось в моем сознании, не стремясь рассказать обо всем – это было бы невозможно, да и ненужно. Что касается объективных условий существования, отразившихся в этой книге, то каждый читатель сможет, наверно, мысленно дополнить мое скупое повествование своим собственным жизненным опытом и знанием исторических фактов.Второе издание.


Мать Мария

Очерк этот писался в 1970-е годы, когда было еще очень мало материалов о жизни и творчестве матери Марии. В моем распоряжении было два сборника ее стихов, подаренные мне А. В. Ведерниковым (Мать Мария. Стихотворения, поэмы, мистерии. Воспоминания об аресте и лагере в Равенсбрюк. – Париж, 1947; Мать Мария. Стихи. – Париж, 1949). Журналы «Путь» и «Новый град» доставал о. Александр Мень.Я старалась проследить путь м. Марии через ее стихи и статьи. Много цитировала, может быть, сверх меры, потому что хотела дать читателю услышать как можно более живой голос м.


Герой советского времени: история рабочего

«История» Г. А. Калиняка – настоящая энциклопедия жизни простого советского человека. Записки рабочего ленинградского завода «Электросила» охватывают почти все время существования СССР: от Гражданской войны до горбачевской перестройки.Судьба Георгия Александровича Калиняка сложилась очень непросто: с юности она бросала его из конца в конец взбаламученной революцией державы; он голодал, бродяжничал, работал на нэпмана, пока, наконец, не занял достойное место в рядах рабочего класса завода, которому оставался верен всю жизнь.В рядах сначала 3-й дивизии народного ополчения, а затем 63-й гвардейской стрелковой дивизии он прошел войну почти с самого первого и до последнего ее дня: пережил блокаду, сражался на Невском пятачке, был четырежды ранен.Мемуары Г.