Одиссея Хамида Сарымсакова - [56]
Трое суток Хамид находился между жизнью и смертью. Но молодой организм все же пересилил. Температура упала, у Хамида появился аппетит. Пришел врач-земляк. Посмотрел.
— Тамом, йигит. Сегодня же отправим за Дунай. Хайр булмаса.
Ночью Хамида погрузили в телегу. Старик ездовый оказался отважным дядькой. Пока ждали паром, налетели немецкие самолеты, стали бомбить. Старик уложил лошадок и все успокаивал раненых:
— Не ерепеньтесь, сынки. Фриц психует, неприцельно кидает.
... В обычном пассажирском вагоне на соседней койке оказался матрос с лидера «Москва», воевавший с Хамидом в одном взводе. Он лежал невеселый, и даже не обрадовался встрече.
— Что с тобой, Гриша? — спросил Хамид.
— Амба! — вздохнул матрос. — Отвоевался. Ногу оттяпали.
Хамид вздрогнул. Ведь и он мог сейчас лежать без ноги, тяжелый инвалид!
— Не печалься, Гриша. Воевал ты по-честному. Весь штурмбат себя показал.
— А ежели я еще не рассчитался с фашистами, тогда как? — зло ответил матрос. — Ты в плену ихнем по-настоящему не был. Счастливчик!
Раненых привезли в венгерский город Сегет. Здесь находился эвакогоспиталь № 3635. Шикарный домина, просторные палаты, белоснежное белье, прекрасный уход.
Первым делом Хамид написал письма домой и в полк. А когда стал ходить с костылем, заказал себе морской китель и брюки. Пуговицы форменные раздобыл у моряка. Пять штук. Дарил палатному врачу Беседовской, от имени всей палаты, цветы, сирень.
Рана долго не заживала. Выписали Хамида Сарымсакова из госпиталя три недели спустя после Победы.
Таков вкратце фрагмент из одиссеи Хамида Сарымсакова. Такова цена его скромной медали «За взятие Будапешта».
ГЛАВА XIX. ДВАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ И ЕЩЕ ПОЧТИ ДВАДЦАТЬ
Сергей Петрович Мятишкин (тот самый паренек, что когда-то сообщил матери Хамида о том, что жив ее дорогой сын), подлечившись, уехал на работу в Карши. Затем его перевели в Наманган. Когда жил в Ташкенте, Хамид с Сергеем встречались, а разделили их версты — потеряли связь. Словом, как у Константина Симонова: «Вот встретиться — это бы здорово! А писем он не любил».
Двадцать лет спустя после описываемых событий Сергей (теперь уже Сергей Петрович Мятишкин, почтенный государственный инспектор по торговле) возвратился в Ташкент. И конечно же, пошел он на улицу, где жил его друг Хамид Сарымсаков. Дом стоял на месте, но жили в нем другие люди. Куда переехали Сарымсаковы, Сергей Петрович так и не узнал.
А еще лет десять спустя Сергей Петрович, будучи в гостях, вдруг случайно услышал, как Таня Садыменко, студентка Ташкентского политехнического, с увлечением рассказывает о своих преподавателях. И вдруг... «А еще у нас есть профессор Хамид Газизович Сарымсаков...»
— Что?.. — вмешался Сергей Петрович. — Какой Сарымсаков?!
— Наш профессор. Строгий, но справедливый.
— Худенький, стройный такой. Волосы густые, черные...
Студентка замялась.
— Как вам сказать?.. Не то, чтобы он был очень худой и стройный, но и не толстый. А насчет черных волос... Может, были у него когда-то густые и черные.
Сергей Петрович хлопнул себя по лбу и расхохотался.
— Ничего смешного я не сказала, — нахмурилась студентка. — Напрасно вы хохочете.
— Это я над собою смеюсь, Танечка. Я как-то запамятовал, что прошло уже более тридцати лет.
— А вы что, знакомы с Хамидом Газизовичем? — студентка удивленно посмотрела на работника торговли, такого далекого от научного и авиационного мира.
— Если тот самый Хамид Газизович Сарымсаков, то очень даже знаком.
— Он заведует кафедрой «Конструкция и проектирование самолетов».
— Ну тогда это обязательно он! Хамид в войну был штурманом пикирующего бомбардировщика Пе-2. Человек легендарной фронтовой биографии!..
...А рано утром, на заре, в квартире Хамида Газизовича раздался телефонный звонок.
— Здоров, профессор! Рад за тебя. Обнимаю.
— Кто это говорит? — не сообразил со сна Хамид Газизович. — Не узнаю.
— Зазнался, Хамид, друзей не узнаешь?
— Все-таки...
— Серега я. Теперь, конечно, для окружающих — Сергей Петрович. А для тебя по-прежнему Серега Мятишкин я... Серега Мятишкин!
Вот уж действительно — «все возвращается на круги своя»!
* * *
И вновь я, автор повествования, беседую с X. Г. Сарымсаковым.
Но теперь я не вызываю в своем воображении образ юного штурмана морской авиации. Передо мною реальный, во плоти, доктор технических наук профессор Хамид Газизович Сарымсаков. И говорю ему я уже «вы», поскольку собеседник старше меня на три года, а не двадцатитрехлетний молодой человек.
— Расскажите, Хамид Газизович, как вы стали профессором?
— Как я дошел до жизни такой?— улыбнулся Сарымсаков.— Что ж, извольте.
Я смотрю на собеседника н ловлю себя на мысли, что юный Хамид и нынешняя его «модификация» очень схожи. Темные приветливые глаза, овал лица. Правда, шевелюра стала с сединой и, так сказать, несколько лимитирована. И фигуру уже не назовешь худощавой. Но это он, он — мой Хамид, юный и бесстрашный штурман, которому выпало в военную годину пережить минимум семьдесят четыре смерти и еще много такого, чего хватило бы и на десятерых.
Обычно профессия налагает свой отпечаток на внешность человека, характер. Бухгалтеры, как правило, люди степенные, педантичные. Искусствоведы и актеры склонны к экзальтации и словцам и выражениям типа: «Волнительно» и — «Я не побоюсь этого слова». Метростроевца узнаешь по натруженным рукам, развалистой походке и лихости речений. Летчики люди порывистые, с размахом. Типичным представителем этой героической профессии был Валерий Чкалов. Мне посчастливилось видеть этого легендарного человека незадолго до его гибели. Чкалов, окруженный публикой, кормил мороженым-эскимо дуровского слона. Он скормил ему двадцать штук эскимо. И угощал бы еще, но у мороженщицы кончился товар. Он и в малом и в большом был — с размахом, например, умудрился вытащить из тюрьмы человека, о котором твердо знал: человек не виновен! А это, смею вас уверить, было делом не простым.
От Инклера, отсканировавшего эту книгу:Олег Сидельников «Нокаут» — советский ностальгический детектив. Всё по правилам: американский шпион, стиляга, усталый полковник, энергичный капитан. Прекрасные иллюстрации в духе времени (Художники Д.Синицкий и П.Леушин.). Ну и юмор, ведь книга посвящена Ильфу и Петрову, и Бендер там присутствует. Во сне, правда.
Роман-хроника «Приговор приведен в исполнение...» посвящен первым чекистам молодой Туркреспублики, их боевому содружеству с уголовным розыском в борьбе за становление и укрепление Советской власти в условиях бешеного натиска белогвардейской контрреволюции, феодально-буржуазной реакции, иностранных интервентов, происков империалистических разведок, а также разгула уголовной преступности, сомкнувшейся с контрреволюцией.
Чекисты Узбекистана… Люди разной судьбы, разных поколений, разных национальностей, самоотверженно, не жалея сил и жизни, вступали в схватку с врагами Родины. Об их замечательных делах рассказывает этот сборник.Рассчитан на широкий круг читателей.
Роман «Пора летних каникул» (прежнее название «Трое у пулемета» рисует картину грозного и героического лета 1941-го года подвиг семнадцатилетних юношей, ставших солдатами.
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.