Одиссея батьки Махно - [148]

— С чего бы?

— Ну и молодец, — похвалил Махно. — Понимаешь, главкому придётся ехать подписывать договор, который составят наши посланцы в Харькове, а ты с твоей «говорливостью» заговоришь союзников.

— Тем более непримиримых, — усмехнулся Белаш.

— Ты верно заметил, Виктор. Опять у нас шаткий союз непримиримых. Ты — начальник оперативного отдела. Свяжись с врангелевскими махновцами, предупреди, чтобы раньше времени не высовывались, напротив, являли бы Врангелю полное миролюбие. И лишь по нашей команде выступили бы разом. Тогда он мигом уберётся в Крым.

На следующий день Белаш докладывал Нестору:

— Пархоменко уехал со своими хлопцами.

— Ну, вольному воля.

— Это будем считать дезертирством ?

— Не стоит, Виктор. Я вполне понимаю его. И не осуждаю.

14. Первый приказ

К 18 октября Повстанческая Армия заняла позицию между 13-й и 14-й Красными Армиями от Чаплина до Синельникова. По приказу Махно Белаш отправил всем командирам-махновцам, завербованным Врангелем, приказ: повернуть оружие против белых.

Сидя в хате и морщась от боли в ноге, Махно слушал доклад Белаша, кому тот отправил приказ:

— Володину, Яценко, Савченке, Самко, Голику, Чалому. Кстати, последний занимает позицию перед нами.

— Хорошенькое дело, махновцы на махновцев, — прокряхтел Махно. — А где Володин?

— Володин далеко, в тылу под Никополем, видно, белые ему не очень доверяют.

— Володин-то выступит, а вот в Яценке и Савченко... я что-то сомневаюсь.

— Почему?

— Очень уж они лизоблюдничали перед Врангелем, нахваливали его в своих листовках: чуть ли он не спаситель России. А Чалого надо уговорить миром, не дело начинать со своих.

— Да я послал ему приглашение явиться на наш Совет вместе с начальником штаба, от твоего имени, конечно.

— Ну и правильно. Меня он скорее послушается. А как решили в штабе разделить нашу армию?

— Мы разделили её на 4 группы, из которых 3 оперативные и 1 резервная. Первой группой командует Марченко, и начштаба у него Тарановский.

— Численность?

— Три пехотных полка и два кавалерийских. Это 3 тысячи штыков, 1000 сабель и 100 пулемётов. Примерно такие же силы у 2-й группы.

— Кто командует?

— Петренко, начштаба Щусь.

— 3-й группой командуют Забудько и Огарков.

— Кто на резервной группе?

— Каленик с 2 тысячами штыков и Кожин с пулемётным полком и 500 сабель.

— Сколько у него пулемётов?

— 600 и все поставлены на тачанки.

— Вот это сила. Артиллерия?

— Три полных батареи.

— Когда заседание Совета?

— Примерно через час.

— Я не смогу, Виктор, нога разболелась, хоть волком вой. Пусть там командарм Каретников меня представляет. С Харьковом связывался?

— Да, говорил с Куриленко, он подписал договор. Вот с четвёртым пунктом они тянут, говорят, что вернёмся к нему после разгрома Врангеля.

— Конечно, большевикам не в струю этот пункт о Свободной Советской территории.

— Куриленко говорит, что-де всё согласовано с Москвой, дело за Украинским правительством, божатся, что вот-вот подпишут.

— Кто ж поверит в большевистскую божбу? Ну да ладно, влезли в кашу, надо расхлёбывать, после Совета сразу ко мне, расскажешь, что решили.

На Совете, где были почти все командиры, штабарм и многие анархисты, в президиуме сидели Белаш и, как всегда, молчаливый Каретников. Основным докладчиком выступил Долженко:

— Главным провокатором в повстанческом движении оказался Врангель. Его ничтожная кучка вылезла в июне из Крыма, и как чума расползлась по северной Таврии и Екатеринославщине, захватив и западную часть Таганрогского округа. Но вскоре он выдохся, поскольку Врангелю не удавалось провести мобилизацию местного населения. И тогда, зная об авторитете батьки Махно, Врангель стал усердно распространять информацию, что де Махно является его союзником, дошло до того, что заочно объявил батьку генералом и стал слать к нам делегатов. Первый же явившийся по приказу батьки был повешен. Конечно, Врангель знал об этом, но всё равно упорно добивался привлечения махновцев на свою сторону, продолжая под своими призывами печатать рядом со своей фамилию батьки. Первым ему удалось завербовать Володина, действовавшего в Крымских горах со своей группой и, видимо, поверившего лживой пропаганде белых. По выходу из Крыма Врангель вместе со Слащёвым привлёк на свою сторону многие наши разрозненные отряды. На своей территории он не преследовал махновцев, а наоборот, давал деньги, оружие. Это сбило с толку народ, население стало вступать в полки белых, искренне полагая, что вступает в армию Махно. Вот у меня две листовки, подписанные Яценком и Савченко, призывающие вступать в Русскую армию, которая несёт свободу и в которой сражаются махновцы во главе с батькой. Ну как?

— Надо расстрелять провокаторов, — зашумел зал.

— Вот так, товарищи, усиливался в Таврии Врангель, обманывая народ, пятная честное имя Нестора Махно, — продолжал Долженко с пафосом, клеймя вчерашних товарищей, предавшихся белогвардейцам, и вдруг замер на полуслове. В зал широко распахнулась дверь, и перед Советом предстал улыбающийся Чалый с белогвардейским капитаном.

— Ты? — удивился Долженко. — Как? Откуда?

— Оттуда, — кивнул за спину Чалый. — Явился по приглашению Белаша со своим начальником штаба. Прошу любить и жаловать.