Одиссей Фокс - [24]

Фокс, не раздумывая, шагнул вперёд, и сердце сомкнулось за спиной, он оказался в кромешной темноте. Кристаллики зашуршали со всех сторон, заполонили всё пространство, подстраиваясь под контуры человеческого тела, и тут же срослись, сгладились и застыли, облекая Фокса, как статую в недрах чёрного стекла. Словно доисторическую птицу, попавшую в ловушку янтаря и сохранённую на миллионы лет.

Я же задохнусь, ошеломлённо подумал Фокс — но в тот самый момент, когда стекло плотно обхватило его, заключив в неодолимый плен — он внезапно перестал быть пленником своего тела. Он вырос в тысячи, миллионы раз, стал свободный, безразмерный, бездыханный и пустой, стал частью бесконечной черноты космоса. Сквозь него проходили созвездия — и звёзды, мерцая, шептали другу беззвучные, неразличимые слова.

Фокс завис в бархатной темноте и вечной тишине, ведь космос лишён слуха и голоса, он не знает, что такое звук. Вместо них царствуют всепроникающие невидимые силы — гравитации, движения, связи. Каждая пылинка во вселенной взаимосвязана с каждой другой невидимыми узами, и все они движутся, ничто не стоит на месте. Фокс ощутил это вечное движение всем своим бестелесным существом — он сам разлетался в стороны, расширялся, бесконечно увеличивался и рос, охватывая всё новые и новые звёзды, обгоняя их, летящих в разные стороны.

И чем больше внутри него становилось звёзд, тем отчётливее он ощущал, как они… дрожат? Вибрируют? Дышат? Звенят? Поют? Поют. Больше всего это было похоже на песнь, беззвучную, но всепроникающую и вечную.

Чем больше Фокс прислушивался к этой песне, тем сильнее она переполняла его. Этот сотрясающий не-звук пронизывал всё сущее. Именно он приказывал галактикам, звездам и планетам разлетаться в стороны, именно он был тем изначальным импульсом, который запустил вселенную и до сих пор двигал ею. Фокс внезапно понял, что слышит Большой Взрыв.

«Лети!» пели звёзды. «Будь свободен!» звенели туманности. «Существуй!» провозглашал хорал галактик. Вначале не было ничего, ни пространства, ни времени. Но затем всё изменилось: небытие сменилось титаническим выбросом невообразимой мощи. Судорожно помчалось время, сначала неуверенно, спотыкаясь, а затем всё ровнее, набирая ход. Пространство, высвобожденное из небытия, рванулось во все стороны, ускоряясь и разгоняясь, пылая и крича. Этот крик, эта энергия, этот изначальный импульс бытия до сих пор жил в каждом атоме, в каждом кварке. И он никогда и не думал затихать.

Фокс понял. Сердце сайн позволяло любому, кто войдёт в него, услышать Большой Взрыв, породивший вселенную. Он случился миллиарды лет назад, но он всё ещё звучал в биении каждой звезды, в гравитационном дыхании каждой былинки необъятного космоса.

И в этой песне, в этом зове был смысл.

Боже, содрогнулся человек, услышав и осознав его.

Чёрный глаз в правой глазнице Фокса стал разгораться яркой, яростной звездой.

*

— Одиссей.

— Папа!

Маленькие руки обняли большие плечи, не смогли соединиться у отца за спиной. Он был такой необъятный и сильный, человек-гора, в тени которой всегда безопасно и тепло. Он умел давать тень, не закрывая солнце.

— Папа, я не знаю, как ответить учителю! Он спросил: что делать, если цедары объявят нам войну? Но я не учил про цедаров и не знаю, что ответить… Ты мне поможешь?

— Конечно, помогу, — отец отстранился от мальчика, но его большая рука ещё лежала у Одиссея на спине и придавала уверенность, что всё будет хорошо. — Тебе не всегда нужно знать, чтобы сделать правильный выбор. Иногда, даже если не знаешь, ты можешь понять.

— Только как?

— Нужно задать себе правильный вопрос.

— А какой вопрос правильный?

— Спроси себя, для чего цедары это сделали.

— А цедары — это те, у которых клинки вместо рук?

— Да, только это не главное. Главное, что они предчувствуют будущее.

— Всё-всё будущее сразу?

— Это верный вопрос. Нет, не всё. Лишь смутные очертания будущей угрозы. Они зародились на самой ужасной планете, какая только может быть. Чтобы выжить, цедары научились предчувствовать угрозы. И привыкли действовать очень быстро и без сомнений, чтобы их устранить.

— Значит, мы им угроза? — на лице мальчика появилась тень.

— Они могут так думать. Но они могли бы напасть без предупреждения, чаще всего это выгодно. Почему же они промедлили с нападением, и зачем официально объявили войну?

— Может… они нас пожалели?

Отец внимательно смотрел на него.

— И что же нам делать, если цедары объявили войну?

Мальчик чувствовал, что понимает и пытался выразить мысль, но не мог.

— Не знаю! — воскликнул он со стыдом. — Не знаю…

— Это не страшно, — успокоил отец. — Надо просто задать себе правильный вопрос. Если цедары пожалели нас и объявили войну, что мы можем сделать? Напасть на них? Убежать и спрятаться?

— Спросить у них, что плохого мы сделаем в будущем? Чтобы успеть исправиться.

Он очень надеялся, что ответил правильно, не подвёл папу, маму, учителя и всех остальных, ведь их было так много.

— Да, можно так сделать, — кивнул отец. — По меньшей мере, такой вопрос не сделает нам хуже.

Он не хвалил сына, но в его глазах Одиссею почудились одобрение и гордость. Лорд-хранитель обернулся к учителю и спросил: