Наконец она проводила последнего пациента и заперла дверь. Избегнуть неприятного разговора не удастся. Она не знала, что ему сказать. Когда он появился в полдень неизвестно откуда, сердце почему-то отчаянно забилось. Но она укротила свою мимолетную радость. Ведь это ничего не значит. Просто облегчение, оттого что он спас ее. Она ничего к нему не чувствует — Энджи старалась поверить в это.
А сейчас он здесь. И выглядит таким страдальцем… Два месяца она боролась с отчаянием. Только-только сердце затвердевало, но через минуту она убеждала себя, что непозволительно быть такой жестокой.
Порой она ночи напролет плакала. А порой засыпала словно каменная, едва голова касалась подушки. Работой она доводила себя до изнеможения. А потом… Она не сразу заметила признаки случившегося. А оно все необратимо изменило.
Почти смешно, невесело размышляла она. Я, доктор, так легко попалась. Соблазненная и брошенная, идиотка, лишенная здравого смысла.
И сейчас он здесь, а она не знает, что ему сказать.
— Ты в порядке? — спокойно спросил он.
— Да, у меня все прекрасно. Можно предложить тебе кофе? — Она пошла в кухню, не дожидаясь ответа. — И что-нибудь поесть? — Она заглянула в морозильник.
— Нет, спасибо. Оставь на минутку кухню и поговори со мной, — потребовал он.
— Говорить с тобой, Бернардо, опасно. Мы говорили два месяца назад. Помнишь?
— Я ушел, потому что оставаться было бы невыносимо. — Он громко втянул воздух.
— Благодарю тебя!
— Ты не понимаешь… Наверно, я был не прав. Но мне казалось это лучшим выходом для нас обоих.
— И ты прислал Бондини, чтобы он купил у меня право на практику.
— Лоренцо рассказал мне, как он себя вел. У меня и мысли не было, что он начнет хамить тебе. Я видел его и заставил пожалеть об этом. Он больше не придет.
Бернардо ждал ответа, но она возилась с ужином.
— Лоренцо сказал мне и кое-что еще, — наконец проговорил он.
— Да, Лоренцо приезжал навестить меня. — Голос у нее потеплел. — И потом сообщил тебе. Он добрый человек. — Она внезапно посмотрела на него. — Не то, что ты.
— Ты знала, какой я, — хрипло пробормотал он. — Я дьявол. Я не могу справиться с собой. Тебе следовало избегать меня, пока у тебя были шансы. Но теперь у тебя нет таких шансов.
— Теперь? А что изменилось, Бернардо?
— Ты хочешь сказать… что ты не?..
— Беременна? Да, я беременна. Я ношу твоего ребенка. Но это ничего не меняет. — Она смотрела на него. — Понимаешь? Ничего.
— Ничего не меняет, — повторила она, потому что он молчал.
— Ты не можешь так говорить, — без выражения пробормотал он. — Все меняет.
Она попыталась отвернуться, но он схватил ее за плечи и заставил смотреть ему в лицо. Даже при таком легком контакте воспоминание о ее теле взволновало его. Прояви она хотя бы малейшие признаки теплоты, он бы подхватил ее на руки и целовал, целовал без конца. Конечно, ему нелегко управляться со словами, но он бы попытался рассказать ей о своем чувстве. О том, какое горько-сладкое счастье овладело им, когда он заподозрил, что она носит его ребенка. Для такого старомодного мужчины, да к тому же сицилийца, создать ребенка с любимой женщиной — великая радость. Прежние страхи и мучения отходят на задний план. Он бы не сумел выразить словами свое счастье. Но попытался бы при всей своей неуклюжести сделать для нее возможное и невозможное.
Если бы только хоть что-то в ее лице подбадривало его. Но ничего такого он не увидел, и на сердце у него похолодело.
— Все меняет, — снова повторил он, словно пытаясь убедить себя.
Зазвенел таймер микроволновки, и она отошла от него.
— Ну, только изменилось одно, — начала она. — Местные люди не знают, что дальше делать со мной. Они привыкли к моему чужому для них языку, к моим нелепым нововведениям, они закрывают глаза на мои предосудительные брюки. Но сейчас, — беззаботно добавила она, — некоторые из них, верно, думают, что мне надо бы уехать.
Когда она начинала так говорить, он будто тонул в море. Иронические английские выверты сбивали его с толку. Правда, одно неожиданно и болезненно дошло до него. Хозяйка положения она, а он должен подчиняться.
— Они плохо к тебе относятся? — спросил он, вспомнив любопытные взгляды, сопровождавшие ее днем.
— По правде говоря, нет. Пока что они не уверены.
— Но откуда пошли слухи?
— Мать Франческа знает. Когда мы говорили с ней на прошлой неделе, неожиданно вошла сестра Эльвира. Потом я вспомнила, что сестра Эльвира — кузина Нико Сартоне.
— Это все объясняет.
— Он, должно быть, торжествует. Наконец-то получил против меня оружие. Я могла бы удавить этого человека. Его не волнует, какой вред он наносит людям, лишь бы насолить мне. Те, кто нуждается в моей помощи, начинают нервничать. Не все, конечно! Сартоне думал, что сможет настроить против меня весь город, но он ошибся.
— Вот будет удовольствие стереть улыбку с его физиономии, — прорычал Бернардо.
— Как ты собираешься это сделать?
— Мы собираемся это сделать, — нахмурился он.
— Как?
— Разве не очевидно?
— Для меня не очевидно, — упрямо настаивала Энджи.
— Чем раньше состоится наша свадьба, тем лучше, — произнес он, глядя ей в глаза.
Итак, это случилось. Он захотел жениться на ней. Но волна радости не окатила ее, как должно было бы быть в такой благословенный момент. Свадьба? Что он о себе думает, кто он такой?
