Одинокая волчица - [11]

В этот момент повернулся ключ во входной двери. Павел мысленно обругал себя достаточно резко: сидел и придумывал невесть что, вместо того, чтобы приготовить ужин. А теперь его к плите и не подпустят, потому что для Милочки «святые женские обязанности» — это действительно святое, и готовит она с такой же тщательностью и вдохновением, как работает над своим романом. Впрочем, она все так делает…

— Освободился пораньше, — сказал Павел, выходя из комнаты в коридор. — Привез тебе фруктов. Устала?

Почему-то он всегда говорил с ней каким-то телеграфным стилем. Наверное, потому, что вообще не умел красиво говорить. И уже никогда не научится, судя по всему.

Милочка клюнула его в щеку и негромко сказала:

— Спасибо, Павлик. Опять меня балуешь.

Он хотел возразить, что никакое это не баловство, но посмотрел на неё — и у него перехватило дыхание. Никогда ещё не видел её такой красивой и такой… странной, что ли. Щеки разрумянились, глаза блестят, чуть приоткрытые губы подрагивают, а дышит так, будто всю дорогу бежала бегом. И взгляд совершенно отсутствующий. Его снова кольнуло предчувствие каких-то неприятных перемен в жизни.

— Проголодалась? — спросил он просто чтобы что-то спросить.

— Что? Ах, нет, совсем не хочу есть. Может быть, позже…

Милочка упорно не смотрела Павлу в глаза, хотя все остальное было, как всегда. Она сняла плащ, аккуратно повесила его на плечики и убрала в стенной шкаф. Туфли тоже спрятала в специальное отделение, а сама надела домашние. Он невольно посмотрел на свои собственные ботинки: всегда забывал переобуваться, хотя специально для него были приобретены тапочки и поставлены на видное место. Конечно, Милочка никогда не станет делать замечания, но это, пожалуй, ещё хуже.

Он молча стал переобуваться, ожидая традиционного глубокого вздоха облегчения: порядок восторжествовал. Но Милочка, похоже, не заметила ни самой оплошности, ни неуклюжей попытки её исправить. Мысленно она явно была где-то в другом месте.

— Нас завтра приглашают за город, — сказал Павел, когда они оба прошли в комнату и Милочка скрылась за дверцей шкафа, чтобы переодеться. — Ты ничего не имеешь против?

— Завтра? — приглушенно отозвалась она. — Н-нет. А кто приглашает?

— Наташа с Андреем. Поедем?

— Если ты хочешь…

— Я тебя спрашиваю.

Помимо его воли голос прозвучал резко. Милочка выглянула из-за шкафа.

— Ты сердишься? Я просто неудачно выразилась. Конечно, поедем. Мне очень нравятся Наташа и Андрей. Да, я рада.

Павел присел в кресло и стал рассматривать давным-давно знакомый узор ковра. Сигнал тревоги внутри звучал все громче. Обычно Милочку приходилось уговаривать оторваться от её романа, подышать свежим воздухом, пообщаться с людьми. Сегодня она согласилась почти сразу. И почему-то сочла нужным сообщить, что его друзья ей нравятся. Нет, профессия все-таки оставляет на человеке неизгладимый отпечаток: скоро он самого себя будет подозревать в неточностях биографии и неадекватности поведения.

— У тебя все в порядке? — осторожно спросил он.

Милочка появилась перед ним в домашнем платье, которое ей удивительно шло, и присела на ручку кресла:

— Павлик, у меня все хорошо. Кажется, я почти закончила роман. Остались сущие пустяки, так, дошлифовка. Мне оставалось найти одно письмо Екатерины к Григорию Орлову — и вчера я его нашла! Теперь все встало на свои места, я закончила эпилог так, как хотела. Я практически все закончила. Даже странно — чувствовать себя свободной…

Он испытал невероятное облегчение. Господи, как все просто, оказывается! Она закончила десятилетний труд, вот и разгадка задачки. Отсюда странности поведения последнего времени, ответы невпопад, отсутствующий взгляд. А теперь все будет по-прежнему, только ещё лучше. Но он-то хорош, ревнивый, подозрительный дурак!

Он притянул Милочку к себе на колени и спросил:

— А как мы будем отмечать окончание твоего труда?

— А мы не будем это отмечать, — засмеялась Милочка. — Вот издам его, получу гонорар, стану лауреатом какой-нибудь потрясающей премии и тогда мы с тобой поедем в Париж и все отметим там. Вдвоем. Хорошо?

Ему было так хорошо, как никогда в жизни…

Глава третья

Помимо всего прочего, смеющийся Андрей — такая редкость, ради которой можно было закрыть глаза на что угодно. Да и с пресловутым чувством юмора у меня, если честно, неприятности бывали чаще, чем мне хотелось бы. В плане его специфичности и обостренности. Так что чья бы корова мычала…

Мы уже собирались выходить, когда Андрей хватился пейджера. Без этого приспособления он, по-моему, чувствовал себя как ковбой без кольта и лассо. Или как мушкетер без шпаги, если приводить более милые моему сердцу сравнения. Куда можно было засунуть эту штуковину в однокомнатной квартире размером всего-то с носовой платок — загадка.

— Не могли же его украсть? — жалобно спрашивал сам себя Андрей, безуспешно обшаривая карманы, «дипломат» и мою сумку заодно. — Точно помню, что пришел сюда с ним и положил… Куда, черт побери, я мог его положить?

— В холодильник, — предположила я и тут же замерла в ожидании ответного выпада.

Но его, к моему великому изумлению, не последовало. Напротив, Андрей двинулся в кухню и распахнул дверцу морозильного агрегата. Тут я поняла, что шутки кончились, что мой друг устал за последнее время куда больше, нежели хочет показать, и что пора как-то действовать. Я подошла к телефону и стала набирать номер.