Одинокая леди - [44]

Джери-Ли вынырнула из теплой воды и вылезла из бассейна. Уолтер положил на столик газету, взял большое купальное полотенце и укутал ее плечи.

— Спасибо, — улыбнулась она. Он улыбнулся в ответ.

— Воздух в октябре, как мне кажется, вам на пользу.

— В определенном смысле я ужасно огорчена, что приближается зима.

Что мы тогда будем делать?

— Вы можете приходить и сидеть у камина.

— Наверное, это здорово. Но вы скоро уезжаете. Вы же сказали, что репетиции пьесы начнутся через несколько недель.

— Да, — подтвердил он. — Если, конечно, мы решим все вопросы с составом артистов.

— Мне казалось, что все уже оговорено и решено.

— Да, но за одним исключением, — он как-то странно посмотрел на нее.

— Вам известна семнадцатилетняя актриса, которая могла бы сыграть роль девушки так, как если бы она была женщиной?

— Никогда не задумывалась над этим. Мне всегда казалось, что таких, по крайней мере, несколько.

— Не совсем... Режиссер должен с минуты на минуту приехать ко мне, чтобы еще раз поговорить. Мы собираемся рассмотреть некоторые варианты.

— В таком случае, я вытираюсь, одеваюсь и немедленно убираюсь, чтобы не мешать вам.

— Не торопитесь, — сказал он быстро. — Вы нам не помешаете.

— Вы уверены?

— Я бы не стал говорить, если бы не был уверен.

— Я хотя бы сниму мокрый купальник. Он задумчиво смотрел, как она вошла в кабинку, и только когда она скрылась, снова взял газету. Но читать не стал. Думал. Пьесы — это одно. Тут он полностью владел ситуацией, и персонажи делали только то, чего он от них хотел. Другое дело жизнь.

Совсем другое дело...

Дверца кабинки открылась, и Джери-Ли вышла. Он поднял глаза. На ней были выцветшие до голубизны джинсы и просторный вязаный свитер. Она встретила его взгляд и улыбнулась.

— Может быть, принести вам что-нибудь выпить?

— Пожалуй, — сказал он и вдруг почувствовал, как кто-то невидимый сжал его сердце, и стало трудно дышать. — Виски с содовой.

— О'кей.

Она скрылась в доме. Нахлынувшее на него внезапное чувство, боль в сердце вдруг с отчетливостью дали ему понять впервые, что он влюблен в эту девочку.

— Хорошо, Гай, — сказал Уолт Торнтон режиссеру, — если мы не находим актрису на роль девчонки, мы не начинаем репетиции в ноябре. И тогда придется ждать весны.

— Невозможно, — твердо сказал режиссер, худощавый, долговязый человек.

Очки в тяжелой роговой оправе и манера держаться только подчеркивали облик человека, знающего, чего он хочет, и умеющего добиваться желаемого.

— Мы потеряем Бо Дрейка, если отложим и будем ждать. Он связан контрактом с киношниками и начинает сниматься в фильме в мае. А без него нам предстоит начать все с самого начала. Нам ничего иного не остается, как рисковать и начать работать с той девушкой, которая окажется наилучшей из имеющихся, так сказать, в наличии.

Уолтер задумался и покачал головой.

— Пьеса сама по себе уже достаточно необычная и предполагает большой риск, — сказал он. — А если еще и актриса нас хоть чуть-чуть подведет, то пьеса вообще провалится.

— Я никогда не давал вам плохих советов, Уолтер. Существует много возможностей несколько изменить ситуацию, акценты и не делать весь упор на девушку...

— Я не стану переписывать, — заявил Уолтер непреклонно. — Если бы я хотел, чтобы характер девушки был иным, я бы так и написал.

Гай пожал плечами и изобразил на лице покорность.

— Пьеса — ваше детище, Уолтер.

В этот момент стеклянная дверь, ведущая к бассейну, немного распахнулась от порыва ветерка и привлекла внимание режиссера. Он оглянулся и через стекло увидел Джери-Ли, сидящую в кресле и читающую газету. Он стремительно повернулся к Торнтону.

— Кто эта девушка? Подружка Уолта-младшего? Уолтер почувствовал, что краснеет, и ответил почему-то неопределенно:

— В известном смысле.

Гай сразу же почувствовал в ответе странность.

— Весьма забавный ответ, — сказал он, провоцируя драматурга. — Хотя... я уверен, что она не ваш друг, Уолтер.

— Заткнитесь, Гай! Она еще совсем ребенок.

— А сколько ей лет? — спросил режиссер как бы между прочим, тщательно гася сигарету в пепельнице. — Семнадцать?

Уолтер встревоженно поглядел на него.

— Она может играть? — продолжал режиссер.

— Да вы с ума сошли, Гай! Она студентка колледжа и мечтает стать писателем.

— А способности для этого у нее есть?

— Как мне кажется, да. В ней вообще есть что-то экстраординарное. И если она будет неуклонно идти тем путем, которым идет сегодня, я уверен, что в один прекрасный день она добьется признания.

— Но у вас есть сомнения, — режиссер не спрашивал, а утверждал.

— Пожалуй, есть лишь одно, что могло бы остановить ее на этом пути.

— И что это?

— Она девушка, и есть что-то очень животное в ней, вернее, в ее женском начале. Но она еще сама об этом не знает, не догадывается. Мне иногда кажется, что в ней притаилась тигрица, которая только и ждет возможности вырваться.

— Вы дали великолепное по точности описание героини вашей пьесы и актрисы, которую мы ищем, Торнтон. Дело за небольшим: если бы только она могла хоть как-нибудь играть.

Уолтер молчал.

— Попросите ее заглянуть к нам.

Когда она на мгновение остановилась в дверях, Гай по наитию предложил ей чисто режиссерскую игру — произнес внезапно, даже не поздоровавшись, первые строки из пьесы Уолтера: «Только что звонил ваш отец. Он хочет, чтобы вы немедленно ехали домой, и сказал мне, что не желает, чтобы я продолжал с вами встречаться».