Одинокая леди - [14]

Он осторожно взял ее за подбородок и, повернув ее лицо к себе, нежно поцеловал.

В первый момент губы ее были мягкими, дрожащими. Но вдруг ее язык проник между его губ. Сначала он растерялся от изумления, затем ее возбуждение передалось ему. С силой, даже с откровенной грубостью он привлек ее к себе так, что ее упругие груди вдавились где-то около его сильно бьющегося сердца. Она замерла. Тогда он, словно пробуя, осторожно взял одну ее грудь в свою широкую ладонь и сразу же почувствовал, как участилось ее дыхание. Но она не оттолкнула его, как делала прежде.

Ее покорность придала ему смелости, — он просунул руку под платье, а затем и под бюстгалтер. Погладил теплую нежную кожу, начал ласкать, нащупал сосок, затвердевший под его пальцами. Она застонала, ее затрясло в его объятиях, и он почувствовал, как все его естество напряглось до предела. Он выдохнул, почти простонав:

«Джери-Ли!», — опрокинул ее на сиденье, накрыв своим тяжелым сильным телом, и стал судорожно возиться с ее платьем. Одна грудь Джери-Ли выскользнула, и он приник к ней ртом, целуя твердый, торчащий сосок. Она стала задыхаться и одновременно почувствовала, как что-то твердое и горячее уткнулось ей между ног, настолько горячее, что она ощутила это сквозь ткань его брюк и своего платья. Джери-Ли начала ритмично покачиваться...

Оргазм пришел к нему внезапно и был для него полной неожиданностью — все его большое тело вдруг дернулось, словно от судорог, его выгнуло, и сразу же в брюках стало мокро и горячо. Сперма, казалось извергалась бесконечно.

— О Боже! — вздохнул он наконец и затих.

Некоторое время и она продолжала изгибаться под ним, крепко зажмурившись, затем замерла и открыла глаза.

Он посмотрел в них.

Что-то новое появилось в их выражении, такое, что он раньше никогда не видел ни в ее глазах, ни тем более в глазах других девушек.

Если бы он осмелился спросить Джер-Ли, она бы могла сказать ему, что открыла в себе нечто такое, о чем давно догадывалась и чего боялась.

Но он ни о чем не стал спрашивать. Он сел, не спуская с нее глаз.

Брюки промокли так сильно, что промочили даже ее платье.

— Ради Бога, извини, — пробормотал он наконец.

— Ничего... — сказала она тихо.

— Я потерял голову. Запачкал тебе платье...

— Не беспокойся, — сказала она неожиданно для него совершенно спокойным голосом.

— Больше этого никогда не случится, я обещаю.

— Я знаю, — сказала она. — Теперь ты отвезешь. меня домой?

— Но ты не сердишься на меня? Скажи, правда не сердишься!

— Нет, Берни, не сержусь, — она вдруг улыбнулась и поцеловала его в щеку. — Спасибо, Берни!

— За что? — удивился он.

— За то, что ты помог мне понять... Он повез ее домой, ломая голову над тем, что она имела в виду, но так и не понял.

Как ни странно, после того вечера наступил перелом. Стало легче.

Наверное, потому, что она убедилась: ее подозрения относительно своих физических особенностей подтвердились. Она теперь воспринимала собственную сексуальность как данность.

К сожалению, ей не с кем было поговорить. Во всяком случае, не с матерью, которую Джери-Ли считала последним человеком на земле, с которым могла бы заговорить на эту тему.

Вероника принадлежала к тому довоенному поколению, для которого правила поведения в отношениях мужчины и женщины были простыми и строгими.

Хорошие девочки не позволяют себе ничего такого с мальчиками, а плохие девочки позволяют и поэтому подвергаются наказанию и даже беременеют. Сама она всегда была сдержанной в постели и вела себя пристойно. Даже с первым мужем, отцом Джери-Ли, который обладал способностью возбуждать ее до такого состояния, что она почти забывалась и теряла контроль над собой, она умудрялась в последний момент все же брать себя в руки и останавливалась за мгновение до того, как мог бы произойти оргазм. Но дело в том, что она никогда не испытывала потребности в этом. У добропорядочной женщины всегда есть о чем думать, чем занять свои мысли. Секс — дело необязательное, случайное. Главное — вести дом, воспитывать детей, создать хорошую семью.

К ее великому счастью, второй муж исповедовал столь же консервативные взгляды на секс и полностью ей соответствовал. Джон Рэндол не был на войне, к своему величайшему разочарованию. Он не раз записывался добровольцем, но его обычно не брали. Другие уезжали на войну, а он оставался на службе в банке и поскольку был одним из немногих молодых мужчин, остававшихся в банке, неуклонно продвигался вверх по служебной лестнице.

Именно во время войны Вероника Джеррарти впервые пришла работать в банк — ее муж служил в армии, и ей необходимо было зарабатывать на семью.

Несмотря на то, что она была замужем, она произвела на Джона сильное впечатление. Она не походила на большинство молодых замужних женщин, солдатских жен, вернее было бы назвать их девочками. Они постоянно твердили, как им не хватает мужей, и откровенно намекали, что не отказались бы от свидания, многообещающе улыбаясь.

Вероника была тихой, спокойной, приятной, часто улыбалась. Правда, улыбалась по-дружески, без игривости или обещаний. Потом ее муж вернулся с войны, и Джон уже не видел ее так часто, за исключением тех случаев, когда она приходила в банк снять деньги или положить их на счет. В этих случаях она всегда останавливалась у его конторки и спрашивала, как он поживает. И всегда была мила и внимательна.