Одиночный забег на выживание - [19]

Тяжёлые мысли давили, да ещё вспомнил, как Наташка прыгнула в машину, и с женихом умчалась в светлое будущее! Сейчас, наверное, уже далеко, греет постельку этому Гене. Навалилась усталость и апатия, прижавшись к бетонной стене и подтянув колени, уткнулся в них носом, надо поспать!

Очень холодно. В темноте какое-то движение, что-то стремительное проскочило на периферии зрения и растворилось во тьме, я прижался к решётке, не сводя глаз, с тёмного провала коридора, страшась отвести взгляд и понимая что нужно, наоборот, прижаться к стене, быть подальше оттого, что затаилось и ждёт.

Вот, опять что-то, большое…, страшное…, сбоку… дёргает на себя решётчатую дверь! Оборачиваюсь и ору от страха, надо бежать, только ноги не идут! Парализованный ужасом, я мог лишь смотреть!

Страшная мёртвая бабка, вцепившись в дверь, со всей силы трясёт её! Наручники не выдерживают и разлетаются на мелкие осколки! Бабка и все остальные мертвецы стоят перед открывшейся дверью, там все: капитан, прапорщик и Паша Волков, Наташа с родителями, и какие-то смутно знакомые люди.

Все смотрят на меня, затем главная мертвячка делает шаг в мою маленькую крепость! Хочу убежать, но только и могу, что смотреть.

Я знаю, что если позову, мама придёт и спасёт меня, стоит всего лишь позвать, но голоса нет.

Пол крошится под ногами, лечу во тьму, прямо в ад.

* * *

Лежу, собираюсь с мыслями. Голова болит, во рту, словно кошки нагадили, приснится же такое.

Последний раз, он же и первый, я так нажрался, чтобы очнуться не дома, очень давно! За год до нашей памятной ссоры!

Ехал с тренировки и встретил Волкова с компанией. Слово за слово, за спорт, за баб, за все дела. Короче, напились и я, как говорится, не дошёл до хаты!

Проснулся на скамейке в парке под утро, до костей продрог, хотя июль был.

Влетело за эти дела мне сначала от бати с матерью по первое число, а потом, и от тренера, по ногам, печени и голове непутёвой! Было стыдно, гадко и больно! И хоть про Пашку, я не проронил ни слова, мать сама догадалась и ему всё ему высказала, при встрече! За то, что напоил и за то, что пьяного оставил! Она его вообще не жаловала, да и за словом в карман не лезла. Другим от неё тоже влетало, не только мне! Батя, тот поспокойней был, я в него пошёл, сразу правильных слов подобрать не получается, а потом…, потом уже поздно! Мог, конечно, в ярости дел наворотить, но…!

А Павлуха, обидчивый был! Именно тогда, между нами, первая кошка пробежала. Мать, ему выволочку при посторонних устроила, он грубанул в ответ, и оба, мне предъявили! Она… за то, что вожусь с такими! Волков за то, что матери его сдал, а она при друзьях его, оскорбила! Подрались мы тогда впервые, до крови, хорошо разняли нас.

И вот опять, проснулся чёрт-те где, от холода колотит всего, тело будто деревянное, лоб саднит, приложился о кафель.

Запах крови, говна, ещё чего-то мерзкого. Разлепил глаза, точно на полу, в клетке, за ней две пары ног, одна в форменных ботинках, другая в туфле на каблуке, а вторая, сильно изгрызенная, босая, перетаптываются.

Вскочил как ошпаренный, бешено вращая головой! Всё на месте, засохшая кровь на полу, пустая бутылка, дверь… и мертвецы! Уже… вот совсем мёртвые! Вчера хоть рожи были ещё человеческие, а сегодня оплыли, кожа, где цела осталась, висит, мышцы расслаблены, кровь на харях почернела, глаза…, те вообще, на людские непохожи! Жуткие, не живые, голодные! Дыхание перехватило.

— Хули вылупились?! — ляпнул, чтобы хоть что-то сказать.

Вместо голоса, сип какой-то! Охрип или от страха слова застряли. Запах этот ещё? Да это же…, мертвечиной это воняет, с химией в придачу! Согнуло в спазме, водка, желчь, всё наружу, под хрипение мёртвых стражей порядка за решёткой! Мерзость!

— Господи, если ты есть, воды…! Хоть глоточек…! И… верни всё назад? Ей-богу, не буду больше! — зажмурился, открыл глаза. Не помогло.

— Съебали отсюда! — заорал я, со злостью пнув клетку, так, что решётка задрожала, — валите на хуй суки! — не унимался я, несмотря на то, что в похмельной голове, каждый удар, словно лось копытом пыль выбивал.

Стало только хуже, мертвецы пошли на новый приступ, просовывая пальцы сквозь прутья, с большей настойчивостью, чем вчера, я бил ногой по мерзким конечностям, подошвой кроссовок сдирая кожу с мёртвых рук, они же, пытались хоть мизинцем подцепить мою ногу, не обращая внимания на боль!

А чувствуют ли они её?

Подмосковье, 10.04, 07:00

Громкий звук, где-то на втором этаже.

«Будто прыгает кто-то. — испуганно думаю я, — Или… несётся скачками?»

«Надеюсь, послышалось!» — Нет, не послышалось, где-то сверху, вначале удаляясь затих, а затем вновь раздался со стороны лестницы. И в коридоре появился… прапорщик?!

Я не успел и глазом моргнуть, как что-то стремительное с разгону врезалась в решётку! На рефлексах отпрянув, ударился о скамью, да так и сел, подобрав ноги к груди, как вчера ночью, зажмурившись, уткнулся лбом в колени. С той стороны бесновался уже не человек. В смысле и мертвяк, конечно, не человек. Но это?! Думал, со страху померещилось. Открыл глаза и снова зажмурился.

Нечто, с тигриной яростью дёргало, шатало, било клетку! Стараясь, хоть одним когтем дотянуться, протискивая костлявую лапу всё дальше, сквозь решётку! Не достав, вожделенную цель, тварь застыла, выкатив на меня, немигающие, голодные, буркала над ввалившимся носом.