Одиночка - [147]

Ли внимательно посмотрела на колючие заросли за опрятными клумбами с георгинами. Казалось, в этом углу сада затаился кто-то дикий и недружелюбный и выжидал, когда колючие побеги выбьются наверх и разбегутся по всей ограде.

– Тебе нужно все вырубить, – сказала она. – Иначе они вытеснят остальное.

– Я знаю, это сорные кусты. Да и шипы у них ужасные. Но дело в том, что мне они нравятся.

Ли пожала плечами.

– Это твой сад.

– Так оно и есть, – сказал Коэн и направился в одичавшую часть сада, где уселся на низкой скамейке, почти наполовину увитой колючей мускусной розой.

Ли кружила по саду, заглядывала в ящички и шкафы, расположенные вдоль изгороди. Она нашла воспоминания нескольких человек, которых знала: Нгуен, Колодной, двух-трех AI, с которыми встречалась на заданиях в Космической пехоте. Даже Шарифи. Но здесь не было того, кого она искала.

– Не можешь найти? – спросил Коэн.

Она посмотрела на него и увидела, что он над ней смеется.

– А кто тебе сказал, что я что-то ищу?

– Возьми розу, – ответил он.

Коэн сорвал бутон мускусной розы, которая росла у него за спиной, и протянул ей. Ли взяла цветок, но укололась, коснувшись стебля.

– О Боже!

Она увидела, как кровь начала сочиться из нескольких маленьких ранок на пальцах.

– Это настоящая роза, – сказал Коэн. – Он наклонился и снова протянул ей эту розу, осторожно держа ее в руке: – У настоящих роз есть шипы. Именно поэтому их аромат так сладок.

Ли поднесла цветок к носу и понюхала его. И сразу же поняла, что роза была воспоминанием. Воспоминанием о ней самой…

Это она шесть лет назад. Моложе, стройнее, но это – она. И это была не та Ли, какой она знала себя, а та, которую помнил Коэн. Молодая женщина-офицер, с которой он встретился во время первого напряженного совместного задания. Она была сильной, энергичной и несгибаемой, похожей на темную бурю. Вряд ли такая персона могла бы понравиться самой Ли. И вряд ли – она внезапно поняла это сейчас – она могла понравиться Коэну.

– Я что, действительно была такой ужасной? – спросила она.

– Просто немного колючей.

– Очень смешно.

– И вовсе нет. Как я вспоминаю, мое эго вовсе не страдало от твоих уколов. Забыла выступление на тему, что кому-то не хватало терпения работать с дилетантами? – ухмыльнулся он.

– Не напоминай мне, пожалуйста.

– Моя дорогая, было просто забавно наблюдать, как двадцатипятилетняя девушка, не закончившая даже среднюю школу, поглядывала на меня свысока.

– Наверное, я была не первой.

– Нет, до тебя чаще всего так проявляли нетерпимость. Ты же испытывала ко мне личную неприязнь. Это вызывало во мне уважение.

Что-то в его улыбке заставило ее опустить глаза и отвернуться. Она провела пальцем по белому бархату лепестка, потом наклонила голову и снова поднесла цветок к носу.

Еще одно воспоминание. Опять о ней. Она стоит у двери офицерского общежития на Альбе с хитрой ухмылкой на лице. Это происходило вечером накануне первой и единственной ночи, которую они провели вместе. Она помнила, как стояла там. Помнила, как смотрела в золотые глаза Роланда, который сидел в другом конце комнаты; как старалась сохранять невозмутимость; как удивлялась тому, что Коэн мог вообще найти в ней; как была почти уверена, что это просто розыгрыш с его стороны.

Но сейчас ее память была памятью Коэна. Ли чувствовала, как дрожат колени Роланда, как учащенно он дышит. И она ощущала что-то еще за внешней оболочкой органического интерфейса, что-то более чистое, тонкое и истинное. Как будто налаживался бесконечно сложный механизм. Винты завинчивались, тумблеры щелкали и поворачивались, заводя этот механизм, заставляя ее вспоминать прошлое, желать его, представлять его существующим в реальности. При этом она знала с точной уверенностью, от которой кружилась голова и мутилось сознание, что стоит только ей коснуться его, и все будет по-другому.

«Боже, – думала она. – Что я наделала? Почему он не говорил мне о своих чувствах?»

Но ведь она знала, что он чувствует, не так ли? Почему же она могла позволить себе быть невыносимо, непростительно жестокой к нему?

Она резко вернулась к действительности. Коэн сидел на скамейке и смотрел на нее, затаив дыхание, словно ребенок, который верил, что увиденное во сне станет явью, если этого очень сильно захотеть. Она помнила этот его взгляд еще с той ночи. И, Господи прости, все-таки ей захотелось заехать ему по щеке.

Он прищурился, и ее охватил стыд, когда она догадалась, что он уловил обрывок ее мысли.

– В тебе все так запутано, – сказал он.

– Тебе потребовалось шесть лет и целое состояние, потраченное на невропродукт, чтобы понять это?

– Нет, мне хватило пяти минут, – улыбнулся он. – Просто до сих пор невежливо было говорить об этом.

В глубине своего сознания она ощущала биение, словно кто-то постукивал мягкими пальцами. Она поняла, что уже какое-то время ощущает эти пальцы. В течение всего времени, пока она разгуливала по залитому солнцем саду дворца памяти Гиацинта, какой-то воришка на мягких кошачьих лапках проник в темные закоулки ее подсознания и заглядывал в ее воспоминания, оценивал ее ответы, измерял глубину ее чувств. Она подумала, что, скорее всего, этот воришка – мальчик в гетрах и футбольных трусах.