Одиночка - [36]

— Вам нужна полная разгерметизация. Только она спасет вас, — он приблизился к парням и весело засмеялся. — А эти штуки, — он указал на винтовки, — лишь раздразнят его. Он — совершенство. Это истинный дьявол!

— Спасибо.

Его прищуренные глаза вспыхнули на мгновение алым светом, и голубой туман рассеялся вместе с Далласом, но его приглушенный смех еще долго звучал у меня в ушах.

Пластиковая карта легла на стол с легким шуршанием. Смотрю. Черт его знает, так ли мы должны действовать? Молодой капрал поправляет каску и смотрит мне прямо в глаза. На его губах появляется нежная загадочная улыбка. Он явно что-то хочет сказать, но не решается. В итоге он произносит совсем не то, что думал:

— Здесь мы будем в относительной безопасности.

Я осматриваю изуродованное помещение. Кто знает, что такое «относительная безопасность»? Это утопия. Те, кто пропал из этих комнат, тоже, наверное, считали, что находятся в «относительной безопасности». Бред! Я считаю, что безопасность или есть, или ее нет. Она либо абсолютна, либо ее нет вообще. Хотя я не боюсь. Мне сейчас нечего бояться. Со мной ничего не может произойти. И мне легко и спокойно. Да. В таких ситуациях каждый думает об одном: как остаться в живых. Хотя, конечно, переживает и за всех тоже. Одиночество — уж больно тяжелая штука в такой обстановке.

… Развороченные взрывами подвалы и дождь. Я бегу, бегу. Надо успеть забрать их с собой. Я могу спасти их всех, надо только разыскать их. Уже целую вечность, задыхаясь, в поту ношусь по этому мертвому городу.

Это последний дом — последняя надежда. Больше и спрятаться-то негде. Вхожу… Вниз ведет осыпь битого кирпича, перемешанного с кусками бетона, металлической арматурой и осколками стекла. Неужели их засыпало?

— Эй, выходите! — зову, кричу изо всех сил, срывая голос.

Вот. Появились. Выползли.

— Скорее! Бежим! Еще немного — и мы не успеем! Когда будет другая — неизвестно!

… Тишина. Полная гробовая тишина. Пустота складской рубки, забитой поломанной мебелью и блоками аппаратуры, звенит в ушах. Иду, и под ногами мягко пружинит почва старой свалки. Воздух сырой и вонючий. Пахнет ржавым металлом, разложившимся пластиком — ненавижу этот запах старой органики — и еще чем-то мерзким, умирающим. Мои ноги чавкают в темно-бурой жиже, нарушая этот гробовой покой. Стены отражают и усиливают звук. Кто это? Резко оборачиваюсь, держа наготове огнемет. Никого. Такая же стальная стена. А-а-а, понимаю, это…

Где же люди? Опять все куда-то подевались. И опять я задаю себе этот надоевший вопрос без ответа. Медленно подхожу к баррикаде из строительного мусора. Останавливаюсь и прислушиваюсь. За ней что-то есть. Нет, ничего не видно и не слышно. Просто ощущается чье-то присутствие. Начинаю разбирать эти завалы, чтобы добраться до того, кто… Руки цепляются за доски и трубы, разбрасывая их. Жижа с чавканьем поглощает все падающее на пол, пузырится. Появляющиеся шары лопаются, выпуская из себя удушливый, выворачивающий наизнанку смрад гнилого мяса. Странная труба торчит из середины сооружения. Хватаюсь, дергаю, еще, она поддается, и вся гора хлама оседает, падает бесформенной лавиной. Мраморно белеющая кисть руки торчит из хаоса досок, металла и листов пластика. Она слабо подрагивает, — наверное, еще живая! Хватаю ее… Она рассыпается, словно была сделана из пепла…

Их собралась целая толпа, человек пятнадцать-двадцать. И, как будто кто-то невидимый скомандовал: «Вперед», все сорвались с места и побежали. Побежали по мертвому городу, по пустым разрушенным улицам, как стадо оленей, испуганных неожиданным выстрелом. Через несколько минут страх остался далеко позади. Мы обогнали его. Теперь этот бешеный галоп доставлял удовольствие и радость. Развалины домов и островки пожаров были такими родными, что их жалко было покидать.

Вот она, небольшая площадь. На ней почти нет обломков, которыми усеяны улицы. Она маленькая, аккуратная, чистенькая, как только что вымытое блюдечко. Это финиш.

Яркая вспышка слепит глаза, превращаясь в радужные круги, но я даже не зажмуриваюсь. Это то, что нужно. Посредине этой асфальтированной лужайки возник летательный аппарат непривычной формы.

— Это за нами. Пойдемте. — Оборачиваюсь и вижу, что нас всего пятеро. — Где…

Но на это уже нет времени. Открылся люк, опускаются сходни — светящаяся желтая лестница. Я командую:

— Вперед! Быстрее!

Но в их глазах страх.

— Неужели вы хотите остаться здесь?

Я прыгаю на первую ступеньку, и она несет меня вверх. Это эскалатор! За мной — еще двое. Слава Богу, хоть эти!..

Вот мы уже на борту. Люк мягко захлопывается. Все. Теперь точно все. Мы успели. Мы спасены…

… Рипли открыла глаза. Хорошо. Спокойно. Этот сон всегда вселял в нее уверенность в том, что рано или поздно все закончится хорошо. Это все снилось ей уже на протяжении нескольких лет, и всегда после пробуждения ее охватывало чувство безмятежного покоя.

Паркер сидел у закрытого люка прямо на полу и клевал носом. Полуприкрытые веки на его глазах вздрагивали. В руках он сжимал огнемет. Рипли бесшумно соскочила с кушетки, подошла к нему и тронула за плечо. Он дернулся и открыл глаза.