Одиночество в хаосе мегаполиса - [6]

Шрифт
Интервал

27 октября. Москва. Редакция журнала «Москва». Наконец-то хоть одна по-настоящему добрая весть в этом году: я стал лауреатом литературной премии журнала «Москва» по разделу «Поэзия» за 1997 год. Что ж, не зря я тут корячусь. Не сплю ночами, пишу, таскаюсь по редакциям, когда люди «делают» деньги, живут в свое удовольствие.

***

В Москве у меня много настоящих друзей: Петр Кошель, Юрий Савченко, Алесь Кожедуб, Федор Черепанов, Борис Евсеев, Александр Варакин. Это все литераторы. Хорошие люди окружают меня и на работе — в храме Благовещения, что в Петровском парке. Довольно тепло встречают меня и в редакциях (журналы «Москва», «Дружба народов», «Наш современник», газета «Московский желез­нодорожник».).

Без них, друзей, журналов и газет — я, наверно, давно пропал бы, махнул на все рукой и окончательно спился. А еще, слава Богу, работаю, можно сказать, живу в храме.

А где-то, пусть за тысячу верст, есть город Пинск, мама, дочь; есть Минск, есть Брест. Там у меня тоже друзья, товарищи; газеты, журналы, альманахи, в которых меня печатают, обо мне пишут.

Короче говоря, стоит жить, надо жить. И жизнь моя, что бы я порой о ней ни думал, как бы ни отчаивался, — хороша, даже прекрасна.

1998-й

Перечитал «Тихий Дон», в третий раз. Какая мощная, какая великая книга!.. Один язык чего стоит. А как выписаны герои. Читал и постоянно ловил себя на мысли: жизнь донского казачества (дореволюционная) во многом похожа на жизнь полешуков. Ту жизнь, что была у нас еще и на моей памяти, когда я пацаном наблюдал своих дедов, их соседей, таких же самобытных, колоритных стариков Пинского заречья. Как они рассуждали о колхозах, о Советской власти, о Польше, что была у нас до 39-го года.

Словом, Шолохов как художник настолько точен, настолько метко и ярко выписал своих героев, что они стали близкими и родными не только донским казакам. Да и могут ли быть православные казаки чужими нам, православным полешукам?..

Я потом, после его тяжелой болезни и смерти, не раз заглядывал в книги пословиц и поговорок, как русских, так и белорусских, но нигде ничего подоб­ного не встречал.

Разумеется, батя мой не был «святым». Любил он и выпить, и напивался порой до сильного «шатуна», но никогда не запивал, не скандалил по пьянке, и уж тем более — не пил в долг.

У меня много друзей, есть и было. Были и есть подруги, спутницы, так ска­зать, жизни. Много и знакомых стариков, людей пожилых. Но никто и никогда не заменит мне отца в совете, в жизненной подсказке. А слушать как раз его я-то и не слушал. Слышать — слышал, но, увы. А жаль. Повторяю, был он, отец мой, человеком поистине мудрым, глубоким, хотя и закончил всего один класс польской школы. Сколько помню, садясь к столу и вставая из-за него, он молился и всегда произносил одну и ту же молитву: «Отче наш.». То же самое и отходя ко сну, и вставая с постели. А вот в церковь не ходил. Совсем. По крайней мере, я не припомню такого. Из-за этого у них с матерью частенько происходили пере­палки. Так же поступал и его отец, мой дед Феодосий Максимович. Мир праху твоему, батя!..

7 декабря. В ЦДЛе встретил Владимира Некляева. Он одиноко сидел за бутылкой минеральной воды. Заметил меня, улыбнулся, кивнул. Я тоже взял стакан воды и подсел к В. Н. Заговорил о Минске, о его новой должности. В. Н. сказал кое-что вскользь и тут же перевел разговор на меня, на московскую жизнь. Спустя минут десять подошли те, кого В. Н., как я сразу догадался, здесь ждал. Да, несладко ему придется, коль водит дружбу с этими московскими парнями, а воссел на такую «пасаду» в Белоруссии. Это все равно что жить раздвоясь: голо­ву одним, а сердце другим.

***

Сырой, слякотно-холодный московский декабрь. Вчера, 12-го, в ЦДЛе встре­тил Глеба Кузьмина. Он опять без работы. Довольно серьезно болеет: что-то с позвоночником. Недавно из больницы, и вот снова надо ложиться. Да, мне это хорошо знакомо — врагу не пожелаю. Нынче болеть роскошь: если ты без денег, на тебя и смотреть не хотят. Даже санитарки, не говоря уже о более серьезном медперсонале.

Правда, Глеб бодрится, может, даже излишне. П. К. говорил как-то мне, что у него, Глеба Кузьмина, хорошая, заботливая жена. Она преподает в МГУ. Хотя — какая теперь зарплата у преподавателя, пусть даже и престижного университета?..

В конце разговора Глеб настоял, чтобы я принял от него шмотки, из которых он уже «вырос», а мне они будут в самый раз. Когда-то, еще во время моей учебы на ВЛК, Глеб «подогревал» меня таким образом. Но тогда он был главным редак­тором издательства «Голос». А теперь?..

Тем не менее, я согласился. И «тряпки», надо сказать, действительно мне пришлись в самый раз. А штроксовая рубашка — да в ней хоть сейчас на прием к королеве иди.

И радостно, и грустно.

Год для меня закончился успешно. Я напечатался в журналах «Наш совре­менник», «Москва» (№ 3 и № 12), «Слово», «Нёман» (переводы), в еженедель­никах «Литература», «Завтра», «Книжное обозрение», «Московский железнодо­рожник». За публикации в последнем (печатался там и в прошлом году) стал лауреатом Международной литературной премии имени Андрея Платонова.


Рекомендуем почитать
Ковчег Беклемишева. Из личной судебной практики

Книга Владимира Арсентьева «Ковчег Беклемишева» — это автобиографическое описание следственной и судейской деятельности автора. Страшные смерти, жуткие портреты психопатов, их преступления. Тяжёлый быт и суровая природа… Автор — почётный судья — говорит о праве человека быть не средством, а целью существования и деятельности государства, в котором идеалы свободы, равенства и справедливости составляют высшие принципы осуществления уголовного правосудия и обеспечивают спокойствие правового состояния гражданского общества.


Пугачев

Емельян Пугачев заставил говорить о себе не только всю Россию, но и Европу и даже Северную Америку. Одни называли его самозванцем, авантюристом, иностранным шпионом, душегубом и развратником, другие считали народным заступником и правдоискателем, признавали законным «амператором» Петром Федоровичем. Каким образом простой донской казак смог создать многотысячную армию, противостоявшую регулярным царским войскам и бравшую укрепленные города? Была ли возможна победа пугачевцев? Как они предполагали обустроить Россию? Какая судьба в этом случае ждала Екатерину II? Откуда на теле предводителя бунтовщиков появились загадочные «царские знаки»? Кандидат исторических наук Евгений Трефилов отвечает на эти вопросы, часто устами самих героев книги, на основе документов реконструируя речи одного из самых выдающихся бунтарей в отечественной истории, его соратников и врагов.


Небо вокруг меня

Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.


На пути к звездам

Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.


Счастливая ты, Таня!

Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.