Одиночество шамана - [92]

– Значит, где-то тут жильё есть? – спросил Андрей водителя. – Дайте сигнал. Может, кто с оружием прибежит?

– Да нет тут никакого жилья! – откликнулся водитель. – Сменщик ещё удивлялся, откуда этот дед взялся. Видок у него ещё тот был: халат-не халат, весь побрякушками-железяками увешан, в руке – посох, да дивный такой: будто из змеиной кожи сделан, какие-то фигурки на нём болтаются. Хипповатый дедок! А может, у здешних стариков мода такая? – и вдруг он заорал благим матом. – Эй! Ты что? Не трогай его!

Андрей перевёл взгляд с водителя на дорогу, и его взяла оторопь: ребёнок без всякой опаски приблизился к тигру и положил руку на его холку. Зверь томно потянулся и, совсем как кошка, лёг на бок, подставляя малышу голову – ему определённо нравились поглаживания и почёсывания.

– Чертовщина какая-то! – удивлённо присвистнул мужичок бичеватого вида. – Мы с одним нанайцем в тайгу ходили изюбра бить. Так он рассказывал: у них несколько родов есть, и один называется Ахтанка – тигриный род. Будто бы нанайцы этого рода от амбы произошли, и некоторые умеют тигра заговаривать…

– Сказки всё это! – отмахнулся шофер. – У этого ребёнка, наверно, гипноз или уж не знаю что. Глянь-ко: он тигра, как лошадку оседлал!

Ребёнок спокойно восседал на спине тигра. Он держался прямо и счастливо улыбался, поглаживая холку гигантской кошки. Сорокопут по-прежнему неподвижно сидел на его плече.

Потрясённые пассажиры молча наблюдали, как тигр степенно зашагал по дороге; седок покачивался в такт его шагам и по-прежнему улыбался, его лицо было безмятежно и, казалось, ребёнок совершенно не замечает ни автобуса, ни людей, в нём сидящих, ни всего, что было вокруг – углублённый в себя, он казался маленьким толстеньким божком: таких обычно изображают японские фигурки-нэцке, которые вдруг стали у нас модными. Малыш держался уверенно, словно верховая езда на амбе была для него привычным делом.

Сорокопуту наконец надоело сидеть на плече пацанёнка, и он слетел с него. Ребёнок повернул голову и, как показалось Андрею, что-то сказал птице. Сорокопут затрепетал крылышками на месте и вдруг камнем свалился в придорожные заросли. Тигр тоже повернул лобастую башку в ту сторону, рыкнул и чинно, стараясь не раскачивать седока, двинулся в кусты лещины. Сорокопут тем временем появился снова: он кружил над облюбованным им местечком, громко кричал и всем своим видом показывал, что тигру следует идти именно туда.

– Счастлив тот, кто его видит, – прошептала Ниохта. – Глупые людишки не понимают своей удачи.

– Кто этот удивительный карапуз? – спросил Андрей, уже догадываясь: малыш, видимо, и не малыш вовсе, а какой-то местный дух – слишком уж почтительно аоми о нём говорила, даже дыхание от волнения прерывалось. – Обыкновенный человек себя так с тигром не вести не может…

– А ты припомни: не его ли видел по ту сторону входа? – напомнила Ниохта. – На берегу реки, в которой старухи ловили маньчжурский орех…

Точно! Это был тот самый ребёнок, только он стал чуть крупнее и упитаннее, и на нём была другая одежда – простая, свободная, напоминающая хитон.

– Ты называла его по имени, – сказал Андрей. – Тьфу! Забыл, как именно. Как же?

– Вспомнишь сам, когда будет надо, – совсем тихо произнесла аоми. – Его имя просто так не говорят…

– Всуе не упоминают только имя бога!

– И чёрта, – язвительно заметила Ниохта. – Помянешь амбала – он тут, как тут: готов пакостить, мучить душу, сеять неприятности.

– Значит, этот ребёнок – сеон?

– Таких глупых, как ты, ещё надо поискать, – рассердилась Ниохта. – Или ты специально меня злишь?

Вообще-то, да, он намеренно задавал ей дурацкие вопросы, чтобы аоми ответила определённо, почему она так благоговеет перед этим малышом, который для неё всё равно что божество. Как же его имя? Кажется, Бо-Эндули? Да, точно! Именно так Ниохта назвала тогда малыша…

– Ничего я тебе больше не скажу, – насупилась аоми; он физически ощутил, как она поджала узкие губы и нахмурилась. – Ты недостоин знать его имя…

– Бо-Эндули! – торжествующе выкрикнул Андрей. – Вспомнил!

Аоми цыкнула на него, зашипела как змея и по своему обыкновению ущипнула, да так пребольно, что Андрей невольно поморщился. До самого Сакачи-Аляна он уже не заговаривал с аоми и даже не принимал участия в жаркой дискуссии, разгоревшейся среди пассажиров автобуса. Одни считали: стали свидетелями чуда, и этот мальчик на тигре – не иначе, как какое-то знамение всем. Другие чуть ли не с пеной у рта доказывали: ничего необычного нет, потому что нанайцы близки к природе, с малолетства умеют находить общий язык с дикими животными, а может, знают секреты гипноза, действующего на птиц и зверей.

Спор дошёл до высшей точки кипения: казалось, оппоненты, исчерпав аргументы, вот-вот уже и руки в ход пустят, но тут автобус въехал в село. И, как по команде, дебаты внезапно прекратились. Люди замолчали и, как ни в чём не бывало, с любопытством глядели в окно, зевали, собирали вещи, чтобы поскорее выйти из автобуса, как только он остановится. Казалось, никто и не помнит ни о тигре, ни о странном карапузе.

– Слава богу, без приключений доехали, – шофер довольно улыбнулся. – Дорога-то давно не ремонтировалась, который год обещают её заасфальтировать, эх!