Одиночество шамана - [83]

– Охотно верю, – Настя деликатно улыбнулась Марго. – Как-нибудь попробую. Просто мне больше нравятся овощи, – она не стала распространяться о своей диете более подробно. Есть такие вещи, о которых женщины говорят неохотно, особенно в присутствии любимых мужчин: секрет их красоты сильной половине знать необязательно.

– Одно другому не мешает, – Марго изрекла это как непреложную истину. Обычно подобные банальности говорят, когда уже не знают, о чём беседовать, – вроде диалога о погоде.

Явление Насти оказалось совсем некстати: Марго считала, что ещё совсем-совсем немного – и Андрей всё-таки проговорится. Старуха Чикуэ ведь уверяла: шаманский пояс, попавший ему, даёт силу. Что это за сила, бабка объяснять не стала, но намекнула: покойный шаман был сильным – много знал, духи его уважали, помогали видеть сквозь землю и открывали вход туда, куда обычным людям путь заказан. Он считался избранником духов, которых добрыми не назовёшь, как, впрочем, и злыми – тоже. Духи – это духи, их сущность непостижима, но чаще всего они кажутся злыми, да так оно и есть: напускают хвори, всячески вредят, мешают охоте и рыбалке, испытывают силу и выносливость человека; с ними надо держать ухо востро, постоянно задабривать подношениями, не сердить их, но, случается, и острастка требуется – отругать келе, прогнать разбушевавшегося сеона, закрыть от духов дом оберегами и талисманами, а то и вовсе заманить какую-нибудь анчутку внутрь специально выструганной деревянной фигурки: дух окажется в заточении, и ничего худого не сделает.

Правда, без шамана всё равно с ним не справиться. Чикуэ рассказывала: лишь шаман знает, как правильно говорить со зловредными духами и как их урезонить, – все их тайны ему открывались через личного сеона. Этот дух вселялся в тело избранника, который был вынужден терпеть его присутствие, кормить, холить и лелеять – и за это сеон помогал человеку лечить других людей, предсказывать будущее, понимать язык птиц и зверей, общаться с душами умерших и даже путешествовать во времени и пространстве.

Последнее особенно взволновало Марго. Если шаману дозволяется проникать во время и пространство, то он может очутиться в незапамятной тьме и, может, лично взглянуть на ту нанайскую женщину Мамелжи, которая пальцем выдавила на расплавленных камнях свои рисунки. Что же она хотела передать идущим ей вослед? От этих писаниц исходит нечто особенное – воздух как бы струится и колеблется подобно июльскому мареву, и от камней будто бы исходит тихий древний свет. В рисунках – история хала Мамеджи или всего народа? А может, это своеобразная каменная книга, в которой записаны знания древних об этом мире, его богах и демонах? Много разных вопросов крутилось в голове Марго, но больше всего ей хотелось узнать правду о трёх солнцах.

Старуха Чикуэ что-то об этом знала, но на все вопросы отвечала уклончиво:

– Смотри на камни – и они откроются тебе. Спрашивай их – они ответят тебе. Камни не молчат. Их нужно уметь слушать…

– Я стараюсь, – робко улыбнулась Марго. – Но камни не слышу. И вижу только пиктограммы, а их смысл скрыт от меня.

– Ум затмевает взор, – задумчиво произнесла старуха и покачала головой. – В этом всё дело.

Она повертела чертёж, который ей дал Сергей Васильевич, провела темным ногтем большого пальца по линии, прочерченной маленьким дебилом, и вдруг спросила:

– А где ребёнок?

Уфименко понял, что Чикуэ спрашивает о малыше. Никто его не хватился, и он с Марго ума не мог приложить, куда девать этого дадакающего, отрешённого от мира карапуза. Его просветленный лик, безмятежные глаза и равнодушие к окружающему наводили на мысль: ребёнок психически явно нездоров. Один-единственный раз в его действиях появилось нечто осмысленное, когда малютка схватил фломастер и решительно провёл линию к пещере. Причём, не просто линию! Он поставил точку, покрутил кончик фломастера, увеличивая её, и радостно изрек:

– Да!

Поскольку оставить его было не на кого, Сергей Васильевич и Марго решили взять малыша с собой в Сакачи-Алян. А уж по возвращении можно будет обратиться в приют для беспризорных или какой-нибудь детдом, а то и в милицию – пусть либо родителей ищут, либо берут на воспитание.

В автобусе карапуз спокойно дремал рядом с Марго. Убаюканная равномерным движением, она тоже заснула, а когда открыла глаза, обнаружила: ребёнка нет. Марго подумала, что своевольничал и пересел на одно из свободных мест, но и там его не обнаружила. Сергей Васильевич тоже дремал, и куда пропал дадалка, не знал.

Обескураженная Марго решилась спросить пассажиров, не видели ли они чего: может, малыш вышел на какой-то остановке?

– А его дед-нанаец забрал, – откликнулся водитель. – Смотрю: на повороте голосует, а кругом – лес, ближайшее село километрах в пяти. Какой, думаю, чёрт занёс сюда старика. А он остановил автобус, и ваш ребёнок сам к нему пошёл – радостный такой, смеется и без конца: «Да-да, да-да, да-да…» Ну, думаю, видно, дед его. Мальчонка-то, кстати, явно нанайчонок. А что, это не его дед был?

Марго сочла благоразумным пробормотать нечто нечленораздельное и сделать вид, что всё в порядке, хотя у самой кошки на душе скребли: да что же это за ребёнок такой? Внезапно появился – внезапно исчез. И если даже предположить: его специально поджидал какой-то родственник, то откуда ж этому старику было известно, что малыша повезут в Сакачи-Алян именно сегодня и непременно на этом рейсе? Загадка!