Одиночество. Падение, плен и возвращение израильского летчика - [67]

Никогда в жизни я не уклонялся от задания, каким бы трудным оно не было, — отвечал я. Все выше- и нижестоящие ждут от меня, чтобы я командовал эскадрильей. И именно этим я и собираюсь заняться. Я собираюсь летать столько, сколько смогу, больше, чем кто-либо в эскадрилье. Я буду совершать вылеты преимущественно против Египта и докажу, прежде всего самому себе, что плен остался далеко позади, что его хватка ослабла и что скоро он окончательно меня отпустит.

Я не мог заснуть — так же, как не мог заснуть в одиночной камере, когда Сами выключил мне свет. Поэтому я встал, спустился на командный пункт и занялся подготовкой ко второму дню боевых действий.

На следующий день эскадрилья приняла участие в операции «Ссора» — задуманной еще до войны серии атак на египетские батареи ракет земля-воздух в районе канала. Первая волна также должна была атаковать несколько египетских военно-воздушных баз, которые могли помешать проведению большой операции. Во время второго в жизни вылете на «Скайхоке» я включил себя в состав звена, которое должно было атаковать военно-воздушную базу Мансура. Моим лидером был Ханох Пеэр из Нетании, которого я впервые увидел во время совещания в четыре часа утра.

Нашей целью был командный бункер египетской воздушной бригады, отвечавшей за оборону северо-восточной дельты Нила. Бункер находился меньше чем в трех милях от деревни, рядом с которой я спустился с парашютом четыре года назад. Я сказал себе, что, если выдержу это испытание — смогу пролететь над местом, где меня сбили, и благополучно вернуться домой, — это, возможно, поможет мне в будущем.

Когда мы взлетели, небо было еще темным. Иными словами, я совершил свой первый ночной взлет на «Скайхоке», нагруженном бомбами и направляющемся на боевое задание. Мы спокойно пересекли Синайский полуостров. Пока мы были в воздухе, солнце начало всходить у нас за спиной, делая происходящее на земле все более различимым. Синай был для нас хорошо знакомой и дружественной местностью. Однако затем полуостров остался позади — мы пересекли канал на небольшой высоте, ближе к северному окончанию, и оказались над нильской дельтой. Крестьяне обрабатывали свои поля, лодки скользили по поверхности каналов — пасторальный облик дельты всегда пытается скрыть, что идет война.

Казалось бы, по мере приближения к цели напряжение должно было возрастать. Однако концентрация, необходимая, чтобы сделать все, как должно, обычно подавляет нервы и страх, позволяя пилоту управлять самолетом даже в самой тяжелой боевой обстановке. На этот раз мне удалось сбросить бомбы с первой попытки. Командный пункт военно-воздушной бригады располагался где-то в полумиле к югу от базы Мансура, и когда я отбомбился и повернул на север, вся зенитная артиллерия аэродрома вела огонь прямо передо мной, создав недружественный красно-зеленый экран.

Ханох повернул направо, я же решил обогнуть зенитки с запада. Поэтому я взял влево, вглубь египетской территории — и обнаружил впереди два МиГа-21. У меня были ракеты воздух-воздух, и я уже собрался их выпустить, но пока мои пальцы искали нужную кнопку, чтобы дать залп, я вдруг понял, что не знаю, как запустить ракеты. Я предположил, что это должна быть та же кнопка, с помощью которой я сбросил бомбы. Но что нужно изменить, чтобы эта же кнопка выпустила ракеты?

По радиосвязи я запросил помощь. Услышав мой вопрос, Яир Алони, находившийся в формации, летевшей передо мной, попытался объяснить мне, что делать, но я все равно никак не мог найти нужную кнопку. У «Скайхока» есть тонкий рычажок-переключатель на внешней стороне ручки управления. Легкий щелчок мизинца переводит кнопку сброса бомб в режим ракетной стрельбы. Однако все мои попытки понять объяснения Алони и найти этот маленький переключатель, одновременно следя за двумя МиГами в то время, как у меня за спиной палили зенитки Мансуры, оказались тщетными. Пришлось оставить вражеские самолеты в покое. Я повернул на восток и полетел домой.

Теперь я был один. Я летел на минимальной высоте над дельтой Нила. Подо мной мелькали линии высокого напряжения, тянувшиеся перпендикулярно моему курсу. Затем дельта закончилась, ее восточные рукава впадали в озеро Манзала[82]. Я повернул на север, в открытое море, обогнул Порт-Саид с севера и повернул на северо-восток, в сторону Израиля.

Желая полностью сбросить напряжение, я держался на высоте двадцать ярдов над уровнем моря и летел с максимальной скоростью, которую мог развить самолет. Так я летел около десяти минут, пока впереди не показался Ашкелон. И тут одним движением я задрал нос вертикально к небу и взвился вверх. И лишь достигнув пятнадцати тысяч футов, когда весь Израиль лежал передо мной, как на ладони, а Мансура осталась далеко позади, меня наконец охватило полное спокойствие, и я взял курс домой, на Тель-Ноф.

Глава 37 10 октября 1973 года

Эхуд Генкин погиб на своем «Фантоме» на второй день войны, на сирийском фронте. Эхуд был моим летным инструктором на последнем этапе обучения на летных курсах и пользовался всеобщим уважением как необыкновенно талантливый пилот. Когда вечером я услышал эту новость, то понял, что теперь мы воюем по новым правилам. Если Генкин, на своем сверхсовременном «Фантоме», погиб, это значило, что все, что я знал о полетах в напряженной ситуации, больше неприменимо. Несколько других летчиков из той же «лиги», что и Генкин, были сбиты и получили тяжелейшие ранения в первые два дня войны. Как ни странно, это подействовало на меня успокаивающе.