Одиночество героя - [8]

— Как я понимаю, — сказал он вяло, — тебе эта девчушка чем-то приглянулась.

В самую точку попал злодей.

— Можешь помочь, помоги. Нет — скажи прямо. При чем тут — приглянулась или нет? На меня наехали какие-то говнюки, и, по-твоему, я должен сразу лапки кверху?

Полковник принялся за чай с бутербродами. Тоже с брезгливой гримасой. Хотя, возможно, отвращение у него вызывала не еда, а содержание нашей беседы.

— Немножко ты, Ваня, оторвался от реальности. На тебя наехали не говнюки. Нынче говнюки те, кто по старинке горб ломает и зарплату клянчит, а те, кто при деньгах да при стволах, — это есть молодые хозяева жизни. И уж особенно те, кто ими управляет.

— Ты серьезно?

— В принципе, конечно, этих козлов можно прижучить. Вопрос в том, хочешь ли ты этого.

Опять верно угадал.

— Я хочу спасти девушку.

— Одно без другого не сделается.

— Что значит прижучить?

В глазах моего доблестного шурина мелькнул холодный огонек. Тусклое, жутковатое свечение. Он сразу опустил глаза, словно застеснялся. И правильно сделал. Ощущение от этого проблеска такое же, как если человек во время обычного разговора вдруг ни с того ни с сего полоснет тебя ножом. Однажды мы с ним были на рыбалке, и к нам привязалась пьяная компания, четверо парней. Куражились, требовали, чтобы мы убрались на другое место, потому что они здесь отдыхают. Подбирались спихнуть нас в воду вместе с удочками. И точно такое же выражение холодного, тусклого света появилось тогда в глазах полковника, а через секунду он сломал одному из хулиганов хребет. Я так полагаю, что сломал. Хруст был очень громкий.

— Сперва надо выяснить, чья группировка. В твоем районе Гура Францович верховодит, по кличке Плюха. Но это не обязательно его ребята. Там левых много. В любом случае без крови не обойдется.

— Как это — без крови?

— Братва уговоров не понимает. Признают только силу. Тут своя психология. Раз угодил к ним в должники, они не остановятся. Даже если захотят. Да они и не захотят. С какой стати?

— Но можно просто пугнуть.

— А я про что? Небольшое кровопускание, и они на время принимают человеческий облик.

Я затянулся сигаретой, закашлялся. Герасим Юрьевич с тоской поглядел на шкаф, куда спрятал графинчик.

— Комедию ломаешь, гражданин начальник, — сказал я. — Никогда не поверю, что органы…

— При чем тут органы? На такую мелочевку никто санкции не даст.

— Тебе? Заслуженному оперу?

— Оставь, Иван. Как ты себе это представляешь? Пойду к начальству и попрошу: разрешите, дескать, тряхнуть теплую компашку?

— Почему нет? Это же бандиты, рвань?

— Это ты так говоришь… Можно, конечно, омоновцев подключить, но для них тоже — какая зацепка? Мужик позабавился с молоденькой курочкой и не желает платить? Так я должен мотивировать?

Я не был возмущен, скорее шокирован. На этом интересном месте на кухню выкатилась заспанная Жанна. Начались охи, ахи, расспросы, шутки, подковырки и все то, что сопровождало наше общение последние десять — двадцать лет. Сестра, одним словом. Любимая и любящая. На моих глазах начавшая исподволь стареть, милая, очаровательная, лукавая, заботливая, родная толстушка, готовая во всем потакать ближним, даже во вред себе. Она всегда была такой, с самого детства. Когда появился на горизонте Герасим Юрьевич, он не то чтобы стал центром ее вселенной, но большая часть ее благодеяний и забот переместилась в его сторону. Потом родились дети — два мальчика и девочка. Моим собственным балбесам далеко до ее чад. У нее дети отборные, как каленые орешки. Мальчики, когда вырастут, станут оба прокурорами, а девочка, зеленоглазая Настена, супермоделью.

Через полчаса я отбыл восвояси, Герасим Юрьевич вышел меня проводить. Купил в палатке пива, уселись в машину. Покурили в холодке. К окошкам подтянулось тихое московское утро, наполненное приторной истомой от перебродившего за ночь смога.

Полковник предложил такой вариант. Как только бандюки объявятся, я условлюсь о встрече, пообещаю отдать деньги. Перезвоню ему. На встречу пойдем вместе. За сегодня завтра он наведет кое-какие справки.

— Каким образом?

— Ты же назвал имена — Щука, Шалва. Хватит для разговора.

— Пока будешь собирать информацию, что они сделают с девушкой?

Полковник запрокинул голову и вылил в себя сразу половину бутылки. Ладонью отер усы. Ему было хорошо.

— С девушкой у тебя навязчивая идея. Хотелось бы на нее взглянуть.

— Ничего особенного. Худенькая, как спичка. У меня такое чувство, будто она из-за меня пострадала.

— Не волнуйся, ее не тронут, пока не получат должок.

— Не вижу связи.

— Ты не видишь, а я вижу… Все-таки признайся, Вань, ты ее… это?..

— Нет, — сказал я гордо. — Хотя она предлагала.

— Почему же отказался?

— Не знаю. Может, староват для нее.

Полковник допил пиво.

— Запомни, Иван. Мужчина не бывает старым. Убитым бывает иногда, но не старым. Я не верю в старость.

— Когда подопрет, поверишь, — пробурчал я.

Глава 3

Через день утром позвонил то ли Сереня, то ли Вован.

— Узнал, дядя?

— Да узнал.

В трубке гогот, рычание, а может быть, и блевание.

— Бабки приготовил?

— У меня маленькое условие.

— Чего?

Накануне вечером я разговаривал по телефону с Герасимом Юрьевичем. Он собрал кое-какую информацию. В нашем районе действительно функционирует банда некоего Щуки. В ней человек тридцать — сборная солянка: несколько уголовников, афганцы, неоперившаяся московская шпана, студенты. Банда из созревающих: большого веса не набрала, но уже имеет некоторое влияние. Род занятий — девочки, наркота. Но без размаха. Вывод Герасима Юрьевича такой: ничего серьезного, надавить можно, но только осторожно.