Одиночество-12 - [159]

Ты дарила мне розы

Розы пахли полынью,

Знала все мои песни,

Шевелила губами.

Исчезала мгновенно,

Не сидела в засаде…

А может… Может, я не напрасно всю жизнь собачился с Диной? Может, я просто старался ее не замечать? Да… Родная сестра… Вот ведь Фрейд… Но. В конце-концов, чем я хуже фараонов? Дине показалось, что я начал колебаться. И она решила меня подтолкнуть.

– По-моему, в твоем положении выбор очевиден.

А вот эта фраза была лишней. Совсем лишней. И я сразу пришел в себя. И понял, что, во-первых, все блага обоих миров не стоит одной слезинки из глаз Маши, во-вторых, отказываться от друзей в подобной ситуации – безвкусно, если не сказать безнравственно. К тому же мне не очень нравился запах духов Дины

– Понимашь, Дина. Странная история. Чем женщина умнее – тем она глупее. И кстати, наоборот.

– Что ты имеешь в виду?

– Чем выше у женщины официально признанный интеллект, тем глупее ее поведение в личной жизни. И тем хуже эта личная жизнь складывается. Наверно, это от того, что умная женщина слишком полагается на свой ум, а он в решении целого ряда вопросов не помогает. Даже может помешать. Не то, чтобы я хотел обидеть всех женщин в твоем лице. Разумеется, бывают исключения. Но ты к ним не относишься.

– И поэтому?

– Поэтому, исходя из того, что ты хочешь меня мозгами, а не душой, я вынужден отказаться от твоего, действительно, лестного для меня предложения. И попробовать договориться, но как-то по другому.

– Договориться по другому – значит выбрать смерть.

– К сожалению, у меня осталась совесть. Поэтому если я соглашусь жить, то у меня будет плохой сон. Зачем мне это?

– Калипсол избавит тебя от плохих снов. Ты забудешь все, что с тобой было. Мы сделаемся первыми людьми на Земле. У нас будет невиданная власть. После нас, наши дети будут править этим миром. А мы будем наслаждаться друг другом в параллельном мире, принадлежащим нам обоим. Только нам двоим. А для оставшихся жителей Земли мы станем Авраамом и Саррой нового времени.

– Поскромнее Дина, поскромнее. Авраам и Сарра основали два великих народа. Хотя, конечно, не без Агари. А ты всего лишь надеешься основать династию. И управлять эта династия будет мутантами, выжившими после ядерной катастрофы.

Я отвернулся от Дины и увидел караван из четырех верблюдов. Он идет где-то в районе трассы Иерусалим-Эйлат. Скалистая пустыня. Синее небо, белые облака. На первом верблюде сидит Авраам. У него смуглое лицо в глубоких морщинах. Изрядно поседевшая борода. Но семьдесят пять лет – ему не дашь, как ни старайся. Максимум – пятьдесят. К седлу приторочено длинное копье с темным наконечником. На поясе – короткий бронзовый меч. Или длинный нож. За ним, на втором верблюде едет Сарра. Лица ее не видно, оно закрыто накидкой от пыли.

На остальных двух верблюдах навьючено все их имущество: на третьем – выцветший полинялый льняной шатер весь перештопанный, но еще очень крепкий, один центральный длинный шест и четыре коротких боковых – из окаменевшего дуба, огромный темный медный котел размером с горб верблюда, внутри него звякают несколько котлов поменьше.

К упряжи привязано несколько старых ковров, тюк с запасной шерстяной одеждой – из которой главные – белая длинная накидка, почти белая и шитое золотом покрывало для головы. На четвертом верблюде – небольшой тюк с каменной и деревянной посудой, ступкой, мешалкой, светильниками, и прочей кухонной утварью, а также два бурдюка – один огромный с водой, другой поменьше с вином. И конечно два холщовых мешка с пшеницей и один кожанный – с вяляным мясом. Благовония, приправы, трава для заварки и прочие мелочи хранятся в ларце из слоновой кости, который запрятан под остальные мешки.

За верблюдами покорно бредут двенадцать овец и две лохматых собаки. Время от времени одна из овец начинает тревожно блеять. Караван движется в Египет. Авраам спасается от голода поразившего землю, которую Господь обещал отдать ему и его потомству.

Авраам думает, что когда-нибудь все это имущество, целое состояние по мерками пустыни, включая несколько золотых и медных украшений, которые сейчас на Сарре отойдут к его наследнику. Почему-то Авррам знает, что сколько б у него не было сыновей, но наследник будет один. Но когда? Аврааму в голову не приходит, что ждать еще двадцать пять лет, но все равно он знает, что его главная задача – дожить до того времени, когда сын сможет владеть всем его имуществом, имуществом, которое он еще надеется приумножить, разбираться в овцах, баранах и ослах, потому что это будет его хлеб насущный, в звездах, чтобы отыскивать путь в пустыне от колодца до колодца, в населяющих пустыню и окружающих ее семьях и народах, чтобы избегать опасности и правильно торговать, в хитросплетениях родственных связей Авраама, чтобы хранить историю рода. Он научит наследника, как и где ставить жертвенники, что и зачем приносить в жертву. Потом наследник должен будет научить этому совего наследника. А потом начнется чужая жизнь. Жизнь потомков. Она будет не сладкой. Да и вообще жизнь – не мед. И не молоко. У Авраама она, что – лучше?

Авррам думает о последнем разговоре с Богом, в котором Бог сказал ему уходить из Харрана. «И Я произведу от тебя великий народ, и благословлю тебя, и возвеличу имя твое и будешь ты в благословление… и благословятся от тебя все племена земные». Он не то, чтобы колеблется, нет. Он выполняет все распоряжения Бога медленно и спокойно. Но он чувствует, что этот разговор будет не последним. Что Бог еще будет говорить с ним, будет говорить неоднократно – и это большая честь, но это и большая ответственность. Авррам не помнит, чтобы Господь говорил напрямую с кем-то из его знакомых. Да и вообще хоть с кем-то, память о которых дошла до него…