Одиннадцать бестолковых - [13]
— Но он просил никому не говорить… — растерянно произнес Димка. — Вчера вот пристали: скажи, скажи, и только хуже получилось — совсем убежал из дому.
Да, на деле получилось так: из-за них убежал. Но в чем их вина? Разве они не хотели ему добра? Нет, виноват Дима. Почему он не отговорил Сережу от этого малодушного шага?
— Если бы ты был настоящий друг, — строго сказала Сабина, — ты бы не позволил ему бежать.
— Вот именно, — подхватила Галкина. — Мы обдумали все, обсудили, начинаем борьбу с его отцом, и теперь, пожалуйста, — сюрприз, все кверху ногами!
— Ты обязан был задержать Сережу, — повторила Сабина. — С его стороны это малодушие, глупый шаг.
— Думаете, я не говорил ему, да? — с обидой сказал Димка. — Еще как уговаривал! А он свое: «Не хочу больше с этим пропойцей и мучителем жить! Сбегу из города. Все равно теперь вся школа будет знать!» Я его целый час уговаривал. Если бы не я, Серега, может, и в самом деле удрал бы куда-нибудь в Сибирь или на Кубу. А так…
Димка вдруг замолчал, не договорив чего-то самого главного.
— Что — а так? — разом спросили Сабина и Валя.
Он исподлобья взглянул на застывшие в ожидании лица девочек и тяжко, безнадежно вздохнул, словно бы говоря этим вздохом: разве от вас что утаишь!
— А так на чердаке прячется. Дома ни одного дня не захотел больше оставаться. Вот и упросил я его переждать несколько дней на чердаке. А я за это время должен продать самокат, добыть компас, рюкзак, еще там что потребуется. Потом уж окончательно решим, куда ему подаваться.
— И ты бы стал все это делать? — расширив и без того большие глаза, спросила Сабина.
— Откуда я знаю, — теребя лохматую ручку портфеля, сказал Димка и добавил: — Надо же как-то помогать. Сказал, что ни домой, ни в школу теперь не вернется.
Какое-то время все трое молчали. Не замечали ни людей, шагавших рядом по тротуару, ни их разноголосого говора, ни машин.
Галкина первая нарушила молчание:
— Но ты ему говорил, что наше звено решило дать бой его отцу?
— Конечно, говорил.
— И он что?
— Ничего. Будто не слышит. Твердит свое: «Убегу, убегу. Мне теперь все равно». Уже и прощальное письмо написал: не ищите, не ждите. Больше, мол, так не могу. Не хотел отец быть человеком, так теперь пусть забудет, что у него есть сын. А мать просит не плакать, когда-нибудь заберет ее… Видите, разве ему теперь до нас?
— Просто не верится… — прошептала Сабина.
— Он и сейчас на чердаке? — спросила Валя Галкина, невольно оглядывая мрачно выделявшуюся на полутемном небе крышу ближайшего четырехэтажного дома.
— Где же ему еще быть! — мрачно ответил Димка. — Вчера потихоньку принес ему на чердак старое одеяло, резиновый круг вместо подушки, две бутылки воды. Утром купил батон, кефиру, а из дому мисочку супа отнес и картошки. Сейчас, — Димка озабоченно вздохнул, — снова пойду кормить. И еще надо разыскать, чем укрыться. Под одним байковым одеялом холодно. Говорит, продрог ночью. Если бы матрац был. А то настелили газет…
— Это невозможно! — Сабина взволнованно перебросила из руки в руку портфель. — Он же там простудится! Валя, надо что-то придумать. Ты понимаешь…
— Обожди! — воскликнула звеньевая. — Кажется, придумала! Наши близнецы, Мишка и Лешка! Недавно я видела, как санитары ругали Мишку за грязные руки. А он сказал: «Вот почистите три дня подряд картошку, тогда посмотрю, какие у вас будут руки!» Оказывается, у них мать и отец сейчас в экспедиции. Они же геологи. А Мишка и Лешка сами хозяйствуют. Вдруг их родители еще не приехали. Вот было бы здорово!
— А что, это идея! — оживленно сказал Димка, но тут же спохватился: — Только как я ему скажу? Ведь обещал молчать.
— Дима, — с укором проговорила Сабина, — ты опять больше о себе заботишься. Пойми: мы тоже переживаем за Сережу и должны сделать так, чтобы ему было хорошо.
— Да я что! — виновато сказал Димка. — Я поговорю с ним.
— Итак, — распорядилась Галкина, — мы с Сабиной сейчас идем к близнецам — все разузнаем, а ты положи в почтовый ящик Шубиных конверт со статьей из журнала. Твоя квартира двенадцатая?.. Ну, ожидай. Мы скоро вернемся…
Глава 8. Мечта о далеком острове
Очень хотелось есть. Бутылка из-под кефира уже давно была пуста, хлеб съеден, даже воды не осталось. Еще бы, разве это обед — холодную картошку кефиром запил. И все. А супу так и не пришлось попробовать — споткнулся обо что-то во тьме и полетела кастрюлька. Хорошо хоть не на одеяло вылил.
И еще было холодно. Днем-то ничего, терпимо. Солнце немного нагревало крышу, а вот к вечеру без одеяла пропал бы.
Серега лежал у дымоходной трубы, грустно смотрел в фиолетовый, словно залитый чернилами, прямоугольничек чердачного окна с тремя бледными, чуть мерцавшими звездочками.
Нет, долго здесь не высидишь. Да и какой толк сидеть? Зачем он сдался на Димкины уговоры? Чего ждать? Что изменится? Разве только синяк пройдет. Так то не беда. Можно было бы и с синяком отправиться в путь. Плохо вот, денег маловато — четыре рубля. Конечно, если бы Димке удалось продать самокат, то ждать имеет смысл. С десятью рублями можно запросто две недели прожить. А до Одессы как-нибудь доехал бы зайцем. А там, если повезет, пробрался бы на пароход, спрятался бы где-нибудь в трюме, и порядок — здравствуй, Куба! Вот где жизнь! Почти круглый год солнце, жара! Красавицы пальмы, сахарный тростник, теплое синее море!
