Одинаково испорченные - [15]

Пугачев с завистью посмотрел на меня.

— Это вы вспомнили Игнатьева?

— О каком Игнатьеве вы говорите? Я не знаю никакого Игнатьева, — с этими представителями хозяина постоянно приходится держать ухо востро, чуть допустишь послабление, они моментально на шею садятся и начинают приказы отдавать. Вот когда понимаешь цену не вовремя произнесенному слову.

— Слышал, он вам свою книжку подарил.

— Вы про писателя Игнатьева? Да мы с ним и парой фраз не обменялись. И книгу его не читал, посмотрел одну главу, и все. Пока вы не сказали, я о нем и не вспомнил.

— Не читали и ладно. Не большая потеря, честно говоря.

— Послушайте, Пугачев, мне совсем не нравится, что вы называете имена малознакомых людей и ждете, что я буду комментировать их поведение. Это совершенно недопустимо. Как глубоко верующий человек, я не могу продолжать подобный разговор.

— А при чем здесь вера? — искренне удивился Пугачев.

— Не хотел бы вот так, походя, нарушать заповеди.

— И какую заповедь я заставляю вас нарушить?

— Одиннадцатую.

— Есть и такая?

— А как же. «Не стучи»! Россия. ХХ век.

— Абсурд! Как можно настучать на человека, с которым, по вашим словам, вы практически незнакомы?

— Непроизвольно. Не чувствуя контекста.

— Ах, оставьте!

2

Надо отметить, что господин Пугачев умел выглядеть привлекательно. Я чуть было не написал — умел нравиться. Но такая оценка его поведения была бы явным перебором. Не мной замечено, что люди, посвятившие свои жизни профессиям охранительного назначения, к числу которых, вне всяких сомнений, принадлежал Пугачев, не имеют права нравиться людям. Выглядеть привлекательно — это сколько угодно. А нравиться — ни-ни! Достигается это долгими тренировками, а способ используется проверенный: глазам Пугачева запрещено участвовать в беседе, они выполняют функции зрительной фиксации обстановки, не более того. Эта замечательная способность представителей хозяев и прежде приводила меня в восторг. Неоднократно я старался вставить в тексты подробное описание процесса вычеркивания признаков жизни из их неповторимых глаз. Но особого успеха так и не добился. Наверное, потому, что вспоминаю об этом феномене, только когда в очередной раз обнаруживаю напротив себя внимательные, напряженные, но поразительно пустые глаза очередного представителя хозяина. А потом опять быстро забываю.

— Я пригласил вас, Хримов, вовсе не для того, чтобы препираться по пустякам, — Пугачев сосредоточено почесал кусок пластыря над правой бровью.

— А чтобы сообщить пренеприятное известие, — не удержался я от озорства.

— Почему неприятное? — удивился Пугачев.

— Ну, как же, надо полагать, что к нам опять едет ревизор, — автоматически закончил я цитату из Гоголя.

— С чего вы взяли? — Пугачев нахмурился, представители хозяина не любят, когда с ними шутят на отвлеченные темы, их это озадачивает, сбивает с темы. — Нет. Никаких ревизоров не будет. Наоборот, я хочу предложить вам работу. Не пыльную и денежную. Это ведь хорошо, правда?

— Не знаю.

— Вы патриот?

— В большой степени.

— Тогда вам работа понравится. Вы хороший писатель, ваши неподготовленные реплики, выдают острый самобытный ум. Помните, как однажды на презентации вы дали мне функциональное определение людей? Это, мол, существа, которые никогда не бывают виноватыми. Мне очень понравилось. У вас большой потенциал. В отделе пиара просто проблема с умельцами. Ребята там собрались хорошие, проверенные, но им явно не хватает литературного таланта. Мне-то наплевать, а вот патриотическое воспитание населения страдает. Новые государственные проекты требуют скрупулезной работы со словами, качественного умения оперировать словесными образами, выстраивать требуемый смысловой ряд. Понимаете, о чем речь?

— Думаю, что да. Надежда, что граждане станут добровольно признаваться в горячей любви к начальникам, не приживается. Требуется подсобить, — посочувствовал я, но получилось неискренне.

— что-то в этом роде.

— Понимаю. Тот, кто владеет информацией, правит миром. Правильно? — я решил блеснуть своим знанием основ политической обработки масс, но промазал.

— Нет. Это весьма распространенная ошибка, Хримов. Непрофессиональный подход. Миром правит тот, кто владеет дезинформацией, — с глубоким проникновением в суть дела пояснил Пугачев.

Мне немедленно стало скучно. Интересно, он уже знает, что я энэн?

— Увы, должен отказаться. Не владею материалом. Специфика моего творчества...

— Разве я спрашивал, хотите ли вы заниматься нашим проектом? Я утверждаю, что вы справитесь, потому что будете очень стараться. У нас есть способы заставить вас работать. Но, думаю, до примитивного принуждения дело не дойдет. Мне кажется, что вы добровольно согласитесь участвовать в нашем общем начинании.

— Вы мне угрожаете?

— Конечно. Хорошо, что вы это понимаете. Не люблю болтать попусту.

3

Давно мне не приходилось выслушивать так откровенно и четко сформулированную угрозу. Наверное, Пугачев по долгу службы имел право быть настойчивым и резким. Ну, там, судьба страны, то да се. Но я был сражен простотой его подхода. Так вот, оказывается, как это делается. Я моментально вспомнил о вечной потребности государства в укреплении обороноспособности. И далее по списку. Границы должны быть на замке. Внутренние и внешние враги — нейтрализованы. Болтун, который находка для шпиона, должен, наконец-то, заткнуться раз и навсегда. А еще необходимо выключать свет, покидая места общественного пользования и вовремя платить за коммунальные услуги. Я представил, что за все вышеперечисленное Пугачев несет личную ответственность перед государством, и от души пожалел страдальца. Впрочем, оставалась надежда, что Пугачев понимает, что заполучить меня в помощники для исполнения возложенных на него профессиональных обязанностей невозможно!