Один выстрел во время войны - [71]

— Ты зачем приехала? — неожиданно спросил Дмитрий. Таня подняла на него растерянные глаза, полные слез.

— К тебе-е…

Дмитрий смутился.

— Ну, так бы и сказала… — Отвернувшись, он будто спрятал свой взгляд. Но вскоре как ни в чем не бывало раскрыл сверток и засмеялся. — Нашла все-таки! Эта моя мама что хочешь отыщет. Когда отца забрали в армию, мы разделались с хряком, — сил не хватило держать. Несколько кусков закоптили, и она спрятала. Потом никак не могла найти, думала, стащил кто-нибудь. Отыскала… Ну, давайте в вагон, угощаться.

Рядом с Таней ему захотелось быть красивым. Он потянулся рукою в карман за расческой, но подумал, что она все поймет, и вместо расчески достал запыленную крошку хлебного пайка, посмотрел на нее и небрежно бросил в рот.

В вагоне было натоплено, и гостья сняла пальто, ее лицо, обожженное морозом, стало красным. Глядя на Таню, повзрослевшую за время их отсутствия в Луговом, Дмитрий подумал: она и впрямь из-за него пожаловала сюда. Столько километров по зимнему полю протопала. Совсем одна! Девчонка, а не испугалась. Вспомнил свой резкий и не совсем к месту вопрос, зачем приехала, и стало стыдно. Чего возгордился? Представил, что в эти минуты рядом с ним может не быть Тани, и почувствовал — несправедливо это, если так случится. Она к нему приехала, к нему! Значит, должна быть рядом…

— Как у вас хорошо-о… — пропела Таня.

Дмитрий окинул взглядом вагон. Чего хорошего? На полу мусор, после работы еще не успели убрать, печка дымила, так как дверку не прикрыли, да еще теснота… Но ничего не сказал. Это ей так показалось после холодной дороги.

Он порезал сало, положил перед каждым по кусочку. Таня вначале отказывалась, но Федор Васильевич настойчиво пододвинул к ней сало, и она смирилась.

— Как там… в школе? Ничего не слышно?

— Плохо. Военрука нету… А остальные так и работают…

— Да, это плохо. Пробел в учебе.

— Часто вспоминают вас, Федор Васильевич. Вернулись бы…

— Чего там… Отрезанный ломоть.

— Как вы живете? Войны в Раздельной, говорят, совсем нет, а людей побили.

— Так уж случилось…

На улице стало темно, и Дмитрий с тревогой осматривал кровать за кроватью. Негде положить гостью! Да и мужичье кругом. А у нее голова не болит, словно так и придется ей сидеть всю ночь.

— Как, Федор Васильевич?.. — растерянно произнес он.

— Сейчас сообразим… Отдохнула, Таня? Теперь пойдем на ночлег. У Алевтины устроим, место отыщется. Одевайся.

— И я с вами! — решительно встал Дмитрий.

Петр тоже не хотел отставать. Они вышли из вагона и невольно съежились от охватившего холода. Шли молча. Даргин старался держаться поближе к Тане; хотелось, чтобы поняла, как он благодарен ей за ее появление. Он представлял бесконечное поле от Лугового до железной дороги и одинокую фигуру Тани в коротком пальто с шалевым воротником, согнувшуюся на пронизывающем ветру. Идет она, идет, мерзнет, и все из-за того, чтобы его увидеть. Ну и девка!..

Алевтина уже разбирала постель, когда в окно постучали. Она дунула на керосиновую лампу, в темноте приподняла занавеску.

— Господи! — узнала она гостей и шарахнулась к двери. От недоброго предчувствия заколотилось сердце. — Что-о?.. — на пороге вцепилась в руку Уласова.

— Да ничего, успокойся. Зажги свет.

Лишь когда зашевелился веселый язычок пламени, Алевтина почти вплотную глянула в глаза Федора Васильевича. Только тогда, обмякшая, враз потерявшая силы, она прислонилась к кровати.

— Чтой-то со мной?.. Беды не ждешь, она сама приходит… Все может война, все может…

На столике, за которым довелось не так давно сиживать, Федор Васильевич увидел фотокарточку Никиты в картонной рамке. Алевтина перехватила его взгляд.

— Муж, как ни говори, — устало оправдалась она.

— А я ничего не говорю… К нам вот гость из Лугового… Негде ей у нас в вагоне, ты знаешь. Приюти, ладно? На одну ночь, не стеснит, надеюсь.

— Почему на одну ночь? — вдруг подала голос Таня. — Я не уйду из Раздельной! Никуда… Я хочу быть с вами, с ребятами…

Уласов удивленно хмыкнул. Робкая, стеснительная девчушка — и такое…

— Не обижайся, Таня, тебе надо быть дома. В Луговом будут беспокоиться, мать искать будет…

— Никуда не пойду! Никуда…

Дмитрию показалось само собою разумеющимся решение Татьяны. Почему вот так, ни с того ни с сего, ее должны отправить домой? Она же к нему шла, к нему, чего не понять?

— Таня, ночуй. Завтра будет виднее. Никуда не отпущу.

Девушка уткнулась лицом в его плечо.

— Чего ты пристал? — с укором взглянула Алевтина на Федора Васильевича. — Пускай ночует. Утро вечера мудренее. На линию рельсы ворочать ее не пошлют, а место на кухне найдется.

— Да что вы с Дмитрием голову Тане морочите!..

— Федор Васильевич, мы не маленькие.

Дмитрий догадался, надо уходить, пока Уласов еще сдерживает себя…

— Утром вместе завтракать пойдем, — бросил он через плечо и нисколько не сомневался: Таня все поняла и благодарна.

«Нет, ничего здесь от меня не зависит… Рано ей, рано…» Федор Васильевич тронул Петра за руку и глазами указал на дверь, еще не закрывшуюся после Дмитрия.

— Пошли.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

1

Январскими днями 1943 года на воронежских землях кружили снежные метели, жгли затяжные морозы. Села тонули в снегах. Зимний холод и бездорожье отяготили и без того нелегкую жизнь в Луговом, Сыромятном, во всех прифронтовых селениях. Особенно трудно стало в Раздельной.