Лаан-Тин прислушивался к желудку. Ощущения были новыми, но не сказать, что неприятными. Не сытость, ещё нет. Но что-то тёплое разлилось по телу.
И да, ему стало явно намного теплее.
Мир вокруг него менялся — медленно, неуловимо, приобретая цвета, звуки, запахи. Лаан-Тин не замечал этого, не отмечал моменты, когда происходили эти изменения, он просто понимал, что вокруг него что-то не то. Не так. Или же наоборот — то итак? Свет стал другим, цвета иными, даже почва, почва, по которой он так упрямо полз, и та была уже… новой. Он дышал этим изменённым миром, пил его и менялся и сам. Его мыслеречь теперь текла плавно и полноводно, не запинаясь о чужие мысли, не вихрясь водоворотами вокруг чужих эмоций. Наверное, это было… неправильно. Вероятно, это было… плохо.
Но это было неожиданно прекрасно.
Лаан-Тин рывками бросал тело вперёд, подтягивал всё более и более теряющий чувствительность хвост и снова бросался вперёд. Он понимал, как это выглядит со стороны — странно и глупо одновременно. Но сейчас ему было нечего терять.
Точнее, нет, нет — есть что терять, разумеется, есть! Себя и тело Лаан. Двигаться!
И пусть он один, пусть все мертвы.
Но у него сейчас есть он.
И тело Лаан.
Он двигался вперёд, отчаянно цепляясь за жизнь, — как, наверное, до него не цеплялся никто. Он не был больше отростком разума, который мог жить только на базовом теле в окружении сродных ему. Нет! Он стал существом, похожим на животных, на растения. Он окунулся в новый, неизведанный и такой большой мир и теперь не хотел терять его. Не желал терять себя из этого мира.
Он хотел жить, и он вырывал эту жизнь для себя.
Только для себя.
Когда светило уже практически ушло за Большой Горный Хребет, угасающим взором он увидел спешащие к нему базовые тела и шевелящиеся на них отростки разумов.
А потом на зрительный придаток опустилась плёнка.
И наступила темнота.
— Есть два варианта, — сказал лекарь, потирая горловой мешок отростком мелкой моторики. — Первый — мы пересаживаем вас к другому базовому телу. Мы уже тут провели кое-какие переговоры, и тело Зави примет вас с удовольствием. К процедуре пересадки можно будет приступить завтра с утра.
— А второй? — спросил Лаан-Тин. Тело Лаан было завёрнуто в лекарские тряпки и пахло снадобьями.
— Второй — оставить вас на теле Лаан и постепенно подсадить туда другие отростки разумов. Только это получится не сразу. Тело Лаан сильно повреждено, ему понадобится несколько месяцев на восстановление. А вас нельзя оставить на нём одного — всё равно придётся подобрать временное. Так почему бы и не постоянное?
Лаан-Тин вытянулся изо всех сил, чтобы оглядеться.
— Ну так что? — повторил врач.
Лаан-Тин задумался.
— Ну так что? — нетерпеливо повторил врач.
Лаан-Тин смотрел на тело.
Смотрел на себя.
— А можно ко мне… никого не подсаживать? — спросил он. Голос странно смодулировал.
Глазные аппараты лекаря увеличились в размерах. Его отростки разума зашевелились, вытягиваясь вперёд, чтобы получше разглядеть странного пациента.
— Нам кажется… — неуверенно сказал лекарь. — Нам кажется, что у вас что-то произошло с оценкой реальности. Надо пригласить специалиста по мозговым болезням отростков разума…
— Нет! — воскликнул Лаан-Тин. — Нет! Погодите! Поймите… я привык уже. А вы… вам будет полезно! Изучить, как существует отросток, когда он один!
Лекарь думал и советовался с отростками очень долго, прежде чем они все пришли к единому решению:
— Пожалуй, в этом есть определённый здравый смысл… — наконец сказал он.
— Есть, — кивнул Лаан-Тин. — Есть.
Лаан-Тин смотрел в окно на надвигающуюся ночь.
И за мгновение до того, как иней подёрнул всё белым, понял.
Нет больше Лаан-Тина и базового тела Лаан.
Есть только он.
Лаан.
Весь.
Целый. Родившийся в этот день.