Один в бескрайнем небе - [14]
Со скоростью двести шестьдесят километров в час носился мой самолет через горы в безоблачном небе. И лежащая за моим окошком вечность превратилась в банальность — горы были покорены. Я уверенно смотрел на их грозные черные гребни, но все же я не мог полностью игнорировать их. Теперь я учитывал их влияние автоматически.
— Куда же мне направиться отсюда? Здесь мне делать больше нечего. Ну хорошо, пусть год, другой, а если еще десять лет, десять лет то штормовых, то скучных солнечных дней вроде сегодняшнего?
DC-3 жужжит спокойно и размеренно. Да, он может протаскать нас взад и вперед еще десять лет, конечно, если я буду соблюдать правила.
Эти правила, просеянные через опыт девяти тысяч летных часов, которые протекли с тех пор как я перешел из Калифорнийского университета в авиационную школу в Пенсаколе, стали для меня сочетанием физических расчетов с интуицией.
Я уважаю свой самолет. Любая машина, которую подымаешь с земли, таит в себе вызов, но теперь мне становилось скучновато: я изучил свой самолет вдоль и поперек. И хотя двигатель всегда может отказать, больше шансов, что он не подведет.
Что же касается этого вызова, то он уж слишком привычен. Вот с левой стороны долины, над которой мы летим, между океаном и горами проходит Санта-Барбара. Над морем появляется туман. Он быстро накрывает плоскую деревушку с ее белыми домиками, приютившимися у холмов. Далеко внизу стремительно, словно океанская волна, движется этот туман. Вот он уже заполнил все пространство между горами и тонкими струйками дыма начинает просачиваться через выемки хребта вниз, в долину. Впереди находится Пойнт-Консепсион — прибрежный маяк, указывающий путь в Монтерей и Кармел. Туман, наверное, надвигается на все побережье и достигнет Кармела раньше нас. Сан-Франциско радирует погоду.
Сквозь туман, закупоренный между морем и горами, DC-3 выходит к аэропорту, растянувшемуся вдоль самого залива.
Что же мне делать дальше? Потребность «преодолевать» снова берет верх. DC-3 покорно садится на посадочную полосу муниципального аэродрома Сан-Франциско и подруливает к зданию вокзала — концу трассы. Через полчаса на борт придет экипаж для обратного полета в Орегон. Пассажиры высыпают из самолета, оставляя за собой бумажные пакеты из-под жареных кукурузных зерен, конфетные обертки и апельсинные корки. Диспетчер отдела перевозок осматривает самолет.
— Я слышал, вам немного досталось под Кармелом. Черт возьми, некоторых укачало… Надеюсь, я успею убрать тут до отправки в обратный рейс.
Усевшись глубоко в кресло, я начинаю размышлять и принимаю решение сегодня же вечером уйти со службы. Справа подруливает самолет Пан-Америкен компани из Гонолулу. Из него выходят и погружаются в туман изнеженные, отлично отдохнувшие бизнесмены в ярких спортивных рубашках, с легким загаром на шеях и лицах. Их сопровождают улыбающиеся женщины средних лет.
Аэропорт в Сан-Франциско не похож ни на какой другой в мире. Прилетающие сюда с запада люди и грузы приносят с собой запах страны, которую они оставили всего день назад. Перелет через океан — это не долгое океанское путешествие, которое поглощает все запахи.
— Пока, Фил.
С папкой под мышкой я иду в ангар, вдыхая туманный воздух, насыщенный чужеземными запахами. Из ангара направляюсь в кабинет главного пилота.
Мне вспоминаются утренние сны, снившиеся мне много лет назад в моей маленькой детской комнатке. Это были мечты о полетах, которые сейчас я собирался оборвать. Решение ученика средней школы о карьере летчика будет взято назад. Итак, учеба в колледже, облегчившая мне путь к летной школе в Пенсаколе, о которой я мечтал как о высшем счастье, Пенсакола, где девять месяцев подряд я занимался даже за обеденным столом, по воскресеньям и ночами, — все это больше ни к чему. Семь лет я жил только самолетами. Отказаться от них — значит отказаться от всей прежней жизни. Это все равно, что уйти от любимой женщины: она всегда считала тебя образцом, и ты к ней сердечно привязан, но не хочешь стариться вместе с ней.
— Послушайте, Уильям… — начал было главный пилот, но я сразу же сказал ему, что отговаривать меня бесполезно.
— Все это мне смертельно надоело. Нужна передышка. Вероятно, я уеду в глушь, где не слыхали о крыле и винте…
Начальника удивило мое неожиданное решение. После небольшой паузы он сочувственно произнес:
— Что ж, надеюсь, вы как следует продумали свое решение, Билл. Если когда-нибудь захотите вернуться, двери для вас всегда открыты.
Итак, с этим покончено. Я поехал по той извилистой дороге тихоокеанского побережья, над которой летал в Южную Калифорнию. Стоял июль, и вода в океане была совсем теплая. Малибу-Пойнт, что в семи милях от Санта-Моники, — одно из лучших на всем побережье мест для катания на доске. Здесь я снова встретился с друзьями из Калифорнийского университета и Пасаденского колледжа. Я решил провести на этом пляже беззаботное лето, чтобы на досуге подумать о том, куда направиться дальше. Остаток лета можно было посвятить выбору нового жизненного пути.
Лето проплывало мимо меня, и я все чаще задумывался о будущем: чем же мне заняться? Кроме самолетов, я ничего не знаю. Я умею только летать. Во время каникул в колледже я нанимался на разные временные работы. Как-то летом служил на спасательной станции на пляже — вот и все. Незавидные данные для бывшего капитан-лейтенанта, и вдобавок ко всему у меня вызывало непреодолимое отвращение нудная работа от девяти до пяти ради хлеба насущного. Я хотел чего-то большего.
