Один сезон в тайге - [44]
Площадь, до которой может сокращаться территория каждого самца при вселении новых членов в сообщество, величина вполне конечная. Несомненно, минимальные размеры территорий, то есть максимальная плотность населения ― продукт длительного развития, эволюции вида. Преимущества в эволюции имели такие группировки птиц, где пищи хватало всем ― и родителям, и детям. В то же время виду выгодно иметь наибольшую плотность, чтобы как можно большее число родителей произвело на свет соответственно наибольшее потомство. Главное ― чтобы всем хватало еды, чтобы потомство не умирало и не чахло с голоду. Требовалось компромиссное решение. И в процессе эволюции такое решение было найдено в виде оптимальной плотности населения каждого вида.
Есть у территориальности ещё одна важная функция. Большинство птиц, как и наши пеночки, не в состоянии активно защитить гнездо от хищника. «Окрикивание» сов, ястребов, кошек, лисиц и других пернатых и четвероногих хищников чаще всего не помогает их изгнанию, а только служит всеобщим предупреждением о присутствии врага, о грозящей опасности. Бывает, правда, что хищник не выдерживает психологической атаки мелких птичек и удаляется. Или на переполох мелких птиц слетаются и более крупные, которые гнездятся где-то неподалёку, и которые в состоянии прогнать врага. Но чаще всего никакие крики не помогают, и хищник спокойно съедает яйца или птенцов под дружный гнев родителей и их соседей. И территориальность, не позволяя птицам селиться вплотную друг к другу, служит как бы рассеивателем для гнёзд. Поиски гнёзд, рассредоточенных по большой площади и к тому же хорошо замаскированных, представляют для хищника уже значительную трудность. В этом мы сами имели много возможностей убедиться. Поселяться с большой плотностью, то есть колониально, могут себе позволить только птицы, способные защитить свои гнёзда, либо имеющие естественную защиту в виде неприступных скал, высоких деревьев, какой-то водной преграды. И располагаются колонии в таких местах, где неподалеку есть обильные источники корма, например ― богатое рыбой море.
Наша река сильно обмелела. На ней появились каменистые перекаты, по которым вода сбегала, как по неровной пологой лестнице. И голос у реки изменился, стал более мирным, спокойным, кажется, выше тонами.
Однажды утром, когда я ходил с магнитофоном за пеночками, мне послышалось, что река вдруг стала шуметь громче. Я остановился и вскоре различил в этом шуме определённый ритм: кто-то переходил реку по перекату. Это встревожило: кто-то чужой идёт к нашему берегу, к нашей обители. Зверь? Человек? Это мог быть беглый заключённый, и даже не один. Всяких историй о таких людях мы были наслышаны, в том числе и совсем недавно ― от Володи Индюкова. Такая встреча для нас никак не была желанной. Лучше пусть будет зверь, пусть даже медведь. Плохой человек хуже любого зверя. А медведи летом смирные.
Шум приближался. Я вёл себя так, будто сам был зверем или беглым зэком ― скрылся в ивняке и стал наблюдать за луговиной, которая отделяла меня от реки. Сама река была не видна, потому что вдоль берега росла густая полоска ольховника с берёзами и ивами. Сердце противно стучало.
У самого берега шаги по воде стихли. Видимо, тот, кто шёл, остановился и осматривался. Голосов не было. Потом послышалось ещё несколько всплесков, хрустнула ветка, заросли зашевелились... и показалась носатая голова лося с большими молодыми рогами, покрытыми тёмно-коричневой, почти чёрной кожей с короткой шёрсткой.
Потом, когда я вспоминал этот момент, у меня возникало отчётливое впечатление, что я стоял в кустах и приветливо улыбался. Видимо, так оно и было. Да, это не были злые люди, и даже не смирный медведь, который в общем-то тоже себе на уме. Произошла приятная таёжная встреча.
Лось вышел на поляну, остановился, затем развернулся в сторону реки и некоторое время прислушивался, поворачивая голову в разные стороны и двигая ушами. Меня он не мог ни видеть, ни слышать ― я стоял тихо и укрыто. Ветра не было, и, видимо, мой запах не плавал по поляне. Похоже, лося вообще больше интересовало что-то там, откуда он пришёл.
Затем это большое и красивое животное широким шагом направилось по луговине вдоль реки, временами встряхивая головой из-за мошкары, и скрылось в лесу. Я сразу с удовлетворением вспомнил, что в той стороне у нас нет насторожённых сетей, в которые мог бы влипнуть здоровенный лось и развесить их клочками по кустам, деревьям и собственным рогам.
Подойдя к тому месту, где стоял и прислушивался лось, я поглядел на глубокие следы от его могучих копыт, вышел на берег. На реке было пусто, только пролетел перевозчик ― как обычно. Когда я сел на камень и стал прислушиваться, то отчётливо различил за рекой, за шумом воды, беспокойные крики весничек: «фюить, фюить...» Там кто-то был. В один момент мне показалось, что шелохнулись кусты, потом вроде возникла и тут же исчезла какая-то тень. Но как я ни разглядывал тот берег через бинокль, больше ничего такого не увидел. Только плотная стена зелени.
Тревожные голоса весничек сместились вниз по берегу и смолкли. От кого уходил лось, кто беспокоил весничек? Или лось и веснички вовсе не были связаны с кем-то ещё? Происшедшее так и осталось одной из многих лесных тайн, которые нас окружали.
