Один сезон в тайге - [42]

Начинал я свою работу с магнитофоном с того, что приходил на участок и занимал удобную для наблюдений позицию недалеко от какого-нибудь гнезда. После того как прилетевшая к гнезду пеночка раздавала птенцам принесённый корм и вылетала с беленькой капсулой детского помёта, я включал микрофон и начинал протоколирование.

Я впервые пожалел, что не слишком болтлив от природы и не имею опыта футбольного, а ещё лучше ― хоккейного радиокомментатора. От непрерывного бубнения в микрофон уставал язык, губы, даже щёки. Из-за того, что приходилось постоянно то подносить бинокль к глазам, то убирать его и искать птицу невооружённым взглядом, глаза от постоянной перефокусировки тоже уставали. В общем, моё изначальное представление о протоколировании кормового поведения пеночек как о беззаботной болтовне на природе на деле оказалось очень далёким от действительности. И нередко я бывал рад, когда объект слежки вдруг исчезал в густых ветвях или улетал так далеко, что я за ним не поспевал. Приятно было закрыть глаза и рот и посидеть, или хотя бы постоять, и слегка расслабиться и отдохнуть.

Но отдыхать очень уж много тоже было нельзя, потому что времени, пригодного для работы с магнитофоном, оказывалось не так уж много. Всяческие причины для ограничений проявились очень быстро. В ясную погоду к 6-8 часам утра воскресали после ночного окоченения комары. Стоило поднять вверх лицо и при этом не прищуриться, непременно тут же в глаз попадал комар и погибал, стремясь нанести при этом максимальный урон врагу, то есть мне ― глаз выходил из строя. Извлекать комара из собственного глаза, пользуясь при этом металлическим зеркальцем компаса, ― занятие не из приятных: руки вымазаны едким репеллентом, а в глаза лезут новые комары. Пеночки же ― птицы древесные, и смотреть на них чаще всего приходится именно снизу вверх. Чтобы вьющиеся над головой насекомые не стукались в лицо, приходилось не опускать бинокль от глаз, а поднимать его и держать в виде козырька. И всё-таки сквозь густое мельтешение звенящего облака удавалось разглядеть не так уж много.

Днём становилось по-летнему жарко. Комаров в воздухе становилось значительно меньше. Но на смену им прилетали мошки и, что гораздо страшнее, слепни. Мы впервые узнали, как это плохо, когда слепней очень много. Казалось, что весь лес наполнен густым низким гулом. Достаточно было наугад взмахнуть рукой и сжать при этом пальцы ― и в кулаке непременно оказывалось одно-два, а то и пять, крупных, ощутимо тяжёлых насекомых. Когда кончалось действие «Дэты», слепни первыми сообщали об этом жгучим укусом. Это было сигналом к тому, что пора мазаться снова. Мы уже из прошлого опыта знали, а тут убедились ещё раз, что когда кровососы по-настоящему обильны, то наносить на лицо и руки новый слой мази поверх старого ― приём малоэффективный. Надо идти к реке и умываться с мылом, чтобы мазать чистую кожу. В некоторые дни приходилось умываться и мазаться по пять-шесть раз.

Как ни странно, мошки, эти самые неприятные таёжные кровососы доставляли относительно мало неудобства. Надо было только не позволять этим мелким пронырливым тварям забираться под одежду. Если учесть, что непрокусываемое плотное одеяние нам приходилось надевать в настоящую летнюю жару, то станет понятным, что условия для дневной работы были далеко не лучшими. Постоянно хотелось содрать душный скафандр, умыться, залезть под полог, где можно спокойно открыть глаза и вдохнуть воздух полной порцией, а не сквозь зубы. Хотелось забыть, что нельзя вытирать пот с лица рукавом, нельзя касаться одежды тыльной стороной ладони, чтобы не стереть спасительной жидкости.

Ясные ночи ― блаженное время. В ведре ― лёд. Двукрылые кусаки разных калибров окоченело висят под коньком палатки. В лесу их и вовсе не видно. Ходить бы и работать. Но птицы ночью не собирают корм, они отдыхают. Вот и оказывалось для моей работы с магнитофоном всего несколько утренних часов, когда птицы уже проснулись, а насекомые ещё не согрелись. Дождливая погода для работы не годилась ― не работал бинокль.

Мы давно обращали внимание на кормящихся пеночек, надеясь увидеть различия в способах кормодобывания весничек и таловок. Никакой заметной на глаз разницы не было. Даже теперь, когда я занимался этим специально и потратил на наблюдения десятки часов, я ничего определённого не мог сказать об отличиях.

А вот сходство было. И веснички, и таловки в основном ищут корм, прыгая по ветвям и перепархивая с ветки на ветку. При этом они осматривают листья и ветки вокруг себя. Иногда они зависают в воздухе, трепеща крыльями, как это делают колибри и бабочки-бражники у венчиков цветков. Между прочим, я только сейчас обратил внимание на смысл латинских названий наших объектов, и поразился, как они соответствуют нашим нынешним интересам. Название пеночки-веснички ― филлоскопус трохилюс в дословном переводе с латыни означает «листоглядка-колибри», а таловка ― филлоскопус бореалис ― «листоглядка северная». Француз Бойе, который дал роду пеночек название «листоглядки» ещё в 1826 году, был наверняка наблюдательным человеком. Действительно, главное занятие пеночек ― осматривать листья.