Один счастливый остров - [42]

— Тринадцатое лето на архипелаге, Элисабет, — доносится голос полицмейстера из комнаты. — Помнишь первый наш день Ивана Купалы на Фагерё? Мы только что приехали, были такие счастливые… Я был счастливый…

Он умолкает. Интересно было бы посмотреть, что он делает, но мы не рискнем заглянуть в окно, а то позору не оберешься…

— Мы говорили о том, что Фагерё — это только на время. Всего лишь маленькая станция, где ненадолго остановился поезд моей карьеры. Я должен был, как только представится возможность, искать новое место, чтобы ты перестала ездить на работу на пароме… Мы должны были, наконец, завести детей… Но я задержался здесь. На тринадцать лет.

Новая пауза. Скрип половиц усилил тишину.

— Ты знаешь, что я никогда ни в чем не упрекал тебя, Элисабет. Я понимаю тебя. Может быть, на твоем месте я поступил бы так же… Но мне очень горько от того, что я так и не смог объяснить тебе, Элисабет, что для меня значила эта встреча с архипелагом. Здесь ярче цвета, и скалы суровой, и осенние бури сильней… И море, бесконечное море, все время в движении, постоянно меняющееся… — Он снова умолкает, вздыхает. — Не пассивность заставила меня остаться здесь, как ты однажды сказала. Я лишь хочу, чтобы ты поняла это, милая Элисабет…

Больше мы ничего не услышим, дальнейших объяснений придется подождать. Шаги Риггерта фон Хаартмана приближаются к окну. Мы приседаем на корточки у стены — читатель, ни звука! — и видим, как его рука с перстнем на мизинце тянется к крючку. И еще кое-что мы успеваем разобрать, прежде чем окно закрывается.

— На часах почти шесть, — бормочет он. — Гита, наверное, уже сидит в самолете, летит на юг…

И еще одно окно на Фагерё закрывается.

Несмотря на то что танцы в Тунхамне отменили, площадка у гавани не пустовала: после шести там собрались подростки, оседлавшие мопеды и наперегонки бороздившие гравий, а у паромного причала шатался Аксмар, словно неопытный плотовщик, балансирующий на скользких бревнах. На «Финнсэйлере-40» и других судах у гостевого причала шумели вечеринки, но гости оставались в салонах, из окон которых лился масляно-желтый свет, а из открытого люка большого «Нимбуса» доносилась застольная песня: «Пей до дна! Хоп-фалераллан-лей! Пей до дна! Хоп-фалераллан-лей! Пей до дна, потом еще налей!»

Пришвартованные катера островитян покачивались у своих причалов, ветер трепал флаг, который Фриде утром поднял на флагшток перед красным павильоном со спасательным кругом под окошком; сизые и серебристые чайки парили на неподвижных крыльях. Один угол завесы из строительной пленки оторвался и тревожно трепетал на ветру. Моторы мопедов пронзительно трещали.

Дневной свет был сер и влажен. Ветер нес с моря соленую сырость.

Юдит приехала на мопеде, девочка ее сидела в прицепе, скрестив ноги и подставив ветру серьезное, светлое лицо. В праздничные и выходные дни Юдит подрабатывала в Сульгорде, местном доме престарелых, и сейчас возвращалась домой, завершив рабочий день. Девочка ездила с ней — теперь Юдит не решалась выпускать ее из виду.

Мопед остановился у лодочного сарая Готфрида, девочка спрыгнула на землю. Они сели бы в катер и отправились на Аспшер без промедления, если бы девочка не указала на прикол парома: «Гляди!»

Что только не вытворял Аксмар, испытывая терпение ангелов-хранителей, ниспосланных ему и прочим пьяницам на этой земле!

— Надо ему помочь, пока в море не свалился! — воскликнула девочка.

— Ох, батюшки! — Юдит быстро зашагала к причалу парома и, проходя мимо стаи на мопедах, прошипела: — Не видите, что ли, Аксмар чуть не утонул, слепота куриная!

Аксмар покачнулся на самом краю причала, однако чудом сохранил равновесие. Юдит побежала к нему. Аксмар занес ногу над водой — казалось, ангел-хранитель потерял надежду… Но не Юдит! В то самое мгновение, когда Аксмар стал падать, будто половина разводного моста, она бросилась вперед, вцепилась в его майку и, дернув что есть сил, вернула на место.

Аксмар пошатнулся, затем нашел опору и уставился на Юдит, кося слезящимися глазами.

— Т-ты… ж-жачем это? — непонимающе пробормотал он заплетающимся языком.

— Да ты ж чуть не утоп! — рявкнула Юдит, резко оттолкнув его от края причала. — Иди проспись! Где Фриде?

— Выкинули меня из… бара… Ш-шволочи.

— Есть у тебя мобильный Фриде? Чтоб он тебя забрал? — спросила Юдит.

Девочка подошла к ним, глядя на Аксмара голубыми глазами, и осторожно погладила его рукав. Он даже не заметил.

— Ч-чертов Коробейник! — икнул Аксмар.

Наконец на импровизированную сцену Тунхамна с шумом и шатанием вышли ранее замеченные юные любители пива с Большой земли.

— Стоять! — подняв руку, крикнул тот, что шел во главе. — Пасть захлопнуть!

Кучка юнцов остановилась посреди площадки у пристани, покачиваясь, как тростник, овеваемый летним ветерком. Стало довольно тихо.

Вожак — если он был таковым — казался старше остальных, и поступь его была заметно тверже, и лицо не такое красное. Он оглядел площадку, наморщил лоб, почесал подбородок, скривил рот, затем подошел к Юдит, девочке и Аксмару.

— Извините, но где все люди? — вежливо поинтересовался он, коснувшись пальцем козырька черной фуражки.