Один на Земле - [10]

берёзовых дровишек, разожгли костёр

Ободрав листья и нанизав толстые куски чёрного хлеба на гибкий ивовый прут, жарили, попеременно держа над угольями. Ожидая пока под толстым слоем прогоревших поленьев

испекутся картофелины, ели горячие ломти хлеба, посыпая и макая в сероватую крупную соль

нежно-белую луковицу. Перья лука, расщепив, скатывали роликом, и, посолив, смачно с хрустом

откусывали, стараясь унять нагулянный аппетит. Запивали ключевой водой. Скоро должна была

поспеть картошка.

Колька, поглядывая по сторонам, увидел в куче мусора старую жестяную банку. Ему

пришла в голову мысль попробовать попасть в неё из ружья, с которым Санька не расставался ни

на минуту.

– Сань, дай пальнуть разок! – Попросил Колька, в глубине души не надеясь, что ему удастся

уговорить брата.

Санька был старше всех всего на полгода, но это давало ему чувство превосходства. Он

любил руководить, изображая из себя командира. Перед ним Колька благоговел. Брат был для

него после отца первым авторитетом, восхищая его своей сдержанностью и уверенностью, с

которой принимал решения, не подвергая ничего сомнению. Несмотря на небольшую разницу в

возрасте, Санька чувствовал ответственность за младших. Кольке хотелось равняться на него. Он

доверял старшему брату, видя в нём надёжную опору, и чувствуя себя в безопасности рядом с

ним, готов был идти за ним на край света.

Жалко только, что жили они далековато друг от друга и встречались только на каникулах, но была надежда, что когда-нибудь, в недалёком будущем оба поступят в военное училище и

станут ещё ближе друг другу.

– Да ты ещё салага, чтоб из ружья стрелять. Поднять и то не сможешь. Мало каши ел! –

Колька действительно был мелковат, особенно в сравнении со своим двоюродным братом.

– Через пару лет отец отдаст меня в военное училище, сам знаешь, военная династия... Ну, дай разок пальнуть...

– Ну, ладно, – с усмешкой сказал Санька, – вон, видишь мишень? – он показал в небо против

солнца на чёрное пятнышко. “Мишень”, будто услышав, что её зовут, стала приближаться и расти

в размерах, на глазах превращаясь в птицу. – Попробуй, попади, а мы посмотрим, какой ты

стрелок, – подзадорил он, и много раз виденным в боевиках, и сотни раз отрепетированным в

мыслях, резким движением бросил ему заряженное дробью ружьё. – На!..

Колька должен был “соответствовать” образу лихого парня. От неожиданности у него

заколотилось сердце и перехватило дыхание. Не соображая, как и что делать, он как в кино, подхватил ружьё, ловко перебросил на обе руки, вскинул его, и одновременно спустил курок, выстрелив в сторону мишени, вовсе не целясь.

Резкий хлопок, и птица стремительно упала неподалёку за кусты, издав глухой звук.

– Ты, чё, попал что ли? Ну, ты даёшь!.. – ребята толпой подбежали к месту её падения.

Перед ними на голой земле трепетала в конвульсиях подстреленная птица. Из раны на

грудке, застывая алыми каплями на песке, текла тонкая струйка крови.

Она была размером с голубя, с длинным тонким, чуть-чуть загнутым клювом. Удивительно

красивое пёстрое, охристо-рыжее оперенье, с крыльями, отороченными чередующимися полосами

чёрного и белого цвета, на голове венчалось сложенным веером, трогательным хохолком.

Несколько капель крови замарали узор, с любовью подобранный и выписанный Великим

Художником.

Ребята стояли как в столбняке, не понимая, что произошло, силясь сообразить, как ей можно

помочь. Каждый видел, что птица ранена смертельно, и всё же в душе оставалась надежда на то, что её можно спасти. Они не могли понять, как такое могло произойти. Это была всего лишь игра

в “крутых” парней. Никто не собирался её убивать. Это произошло случайно, не по их воле. Они

готовы были много отдать, чтобы вернуть время на пять минут назад.

Еле различимый, лёгкий шум и движение воздуха, вызванное взмахом крыла почудились за

спиной, и чей-то трагический голос глухо прокричал: “Ху-до…тут!“ Мороз пробежал по коже. Все

резко обернулись.

На старой обуглившейся бревенчатой кладке, сидела точно такая же птица, живая, здоровая.

Она смешно, боком отошла в сторону подальше от людей и с интересом стала наблюдать за ними.

Счастливая догадка одновременно пришла им в голову – что ранение оказалось не сильным, и птица ...ожила. Они оглянулись, в надежде, что это так, но ... подранок по-прежнему лежал на

земле.

“Уп...уп...уп! Уп...уп...уп!” – снова сзади тоскливо прокричала птица. И опять им

послышалось: “Ху-до…тут, ху-до…тут!” – С этим трудно было не согласиться.

Не в силах больше наблюдать предсмертные конвульсии птицы, и желая прекратить

мучения всех участников драмы, Санька выдернул из судорожно сжатых Колькиных рук ружьё и

выстрелил в раненую птицу.

Чувство жалости, беспомощности, вины сменилось отчаянием, когда птица замерла, распластавшись во всю ширину размаха крыльев.

Изумлённые красотой живого создания и потрясённые трагическим финалом простой