Один на один - [3]

Если бы озерцо было побольше, я выкупался бы в нем. Но в бочажок помещались только голова, плечи и руки, и я плескал на себя темноватую моховую воду, пока не замерз.

Ну и родник! Надо запомнить место.

Потом снова начал подниматься к вершине. Не терпелось узнать — большой остров или маленький. Когда я рассматривал карту этого района, некоторые были величиной с булавочную головку. Какова же эта булавочная головка на самом деле?

Склон становился все круче. Начался лес. Ноги скользили по жирному мху. Сколько его здесь! Казалось, все свободные от кустов места покрыты темно-зеленым, пахнущим плесенью ковром. Кое-где лежали стволы упавших деревьев. Когда я начал перелезать через такой ствол, он вдруг провалился под моими ногами и я упал грудью в сырую труху, от которой несло погребом. Я вскочил и увидел, что от ствола остался темно-коричневый валик влажного праха. Отряхнул его с куртки и джинсов и удивился: как может так сгнить большое дерево?

Теперь, если на пути попадался лежащий ствол, я просто пинал его кедом и проходил насквозь.

Скоро я нашел второй источник, потом третий. Оказалось, на острове полно воды. А я-то боялся!

Ближе к вершине начали попадаться деревья, похожие на сосну. Я их видел еще оттуда, с берега. А трава стала низкой, будто подстриженной. И камней меньше.

Последние тридцать-сорок шагов я уже не шел, а полз — так было круто. И мох здесь не рос. Верхушка горы почти вся была из цельного черно-серого камня.

Здесь всего три дерева. В одном из них я узнал дуб. Он рос однобокий, перекошенный ветром. Толстенная ветка отходила от ствола в сторону почти под прямым углом. Ниже торчало два очень удобных сучка. Я сразу же захотел влезть на дуб, но, подойдя к морщинистому стволу, увидел, что этого делать и не надо.

Отсюда, из-под дуба, весь остров лежал подо мной, как географическая карта.

Совсем небольшой. Вытянутый наподобие лодки. В той стороне, где у лодки нос, далеко в море уходила узкая полоса камней, вокруг которых вода была белой, будто туда принесло лед.

Другая сторона острова слегка закруглялась — ну, прямо корма. Два каменистых мыса выдавались в море, образуя бухту, — я узнал место, куда меня принесло вместе с ящиком. Присмотревшись, даже увидел камень, на котором сидел, пока сохла одежда.

Здорово повезло! Если бы меня смыло в стороне носа, я ни за что бы не вылез на берег. Там меня действительно размололо бы среди камней…

По правой стороне острова от кормы до носа тянулась узкая, усыпанная камнями отмель. Левая сплошь заросла деревьями.

Горизонт замыкался вокруг огромным туманным кольцом. И нигде — ни слева, ни справа, ни позади не было видно ничего, кроме голубовато-серой воды моря и очень синего неба над головой. И солнца, которое жгло. Правда, наверху зноя не чувствовалось — здесь гулял ветер, который дул, казалось, со всех сторон сразу. Сначала это было приятно, но потом я замерз. Подобрал палку и начал спускаться к роднику.

ДОМ

Буль… буль-буль… буль-буль-буль… буль…

Приятно слушать голос воды, смотреть, как она течет из трещины в камне, и сознавать, что ты попал в приключение, такое, о каких пишут в книжках.

Никогда не думал, что со мной может произойти то, о чем даже не осмеливаешься мечтать. Море, небо и остров — и ничего больше. И все это на несколько дней — твое! Ты можешь делать что хочешь — ловить рыбу, охотиться на птиц, исследовать незнакомую землю, купаться, сколько душе угодно. Красота! Свой собственный остров, а?!

Солнце уже довольно низко скатилось к горизонту. Скоро вечер, а потом ночь.

И тут меня будто ударило: где ж я буду спать? Не в этой же сырой траве на камнях! Надо искать дом. Обойти гору кругом и посмотреть, не найдется ли какой-нибудь пещеры.

Отчетливо представил себе эту пещеру: небольшая, светлая, с сухим песчаным дном, у одной стены выступ, на котором удобно сидеть. На выступ я навалю сухой травы и сделаю замечательную постель. На ночь перед входом буду разжигать костер…

Я обогнул родник и направился влево, продираясь сквозь плотные кусты. Черт, ну и кустики! Тут и шиповник, и даурский орех, и еще какие-то, колючие до невозможности. Надо взять повыше, там, кажется, заросли пореже.

Пещера открылась неожиданно. Я чуть не влетел в провал между кустами шиповника. Но какая это была пещера! Тесная, сырая, как погреб, мрачная. Вместо пола — осклизлые зеленые камни. Потолок узким треугольником уходил во тьму. Не то что жить, заглядывать в эту пещеру было неприятно.

Я снова начал проламываться через заросли и вдруг вышел на полянку, сплошь покрытую оранжевыми с черными крапинками цветами. Лепестки цветов завивались, как стружка, и я, глядя на них, почувствовал, как в животе что-то пискнуло и тягуче сжалось.

Я прекрасно знал эти цветы и то, что находилось в земле под стеблями. Когда я с отцом ходил в сопки, то специально искал саранки и выкапывал из земли сочные, мучнистые луковицы. Вкуснее их не было ничего на свете. А если поджарить луковки на сковородке со сливочным маслом…

Только не так уж много я находил саранок на сопках. Отец злился, когда я набивал луковицами карманы. Он говорил, что саранка из-за таких любителей, как я, становится сейчас редким растением и, наверное, скоро будет занесена в Красную книгу