Один из Восьми - [16]

— Знакомьтесь, — объявила Нартова моментально притихшим коллегам. — Это Лина, теперь она с нами и одна из нас. Помогайте и учите. Кто ее обидит, будет иметь дело с ее наставницей, Джиной Лаваль. А потом со мной.

Слова давнего ритуала прозвучали и затихли. Никто, в том числе внезапно "посчитанная" Джина, не сказал ни слова, и Альбина прекрасно понимала, почему. Картинка в досье и четверти оригинала не стоила… Она сама немного оцепенела, едва встретившись глазами с Линой, и под ее золотистым взглядом, полным непонятной, но настоящей страсти почувствовала, как в голову полезли совершенно неуместные мысли… Бедные наши парни, подумалось ей. Если на меня так действует, то им каково придется?..

— Хорош облизываться, — снова тихо, одними губами прошептала Нартова, незаметно взяв Альбину под локоток. — Поняла теперь, хулиганка?

Хантсвилль, штат Алабама, 21 ноября 1958 года

Вернер фон Браун снова был дома один. Не такой уж частый случай, но если возникла такая возможность – нужно пользоваться. Просто посидеть в тишине и подумать. Не спеша, еще раз все взвесить и прогнать в голове, пытаясь зацепиться за возможные шероховатости. А потом, поставить точку и поспать часов пять до утра – еще одна роскошь, но сегодня можно.

На ближайшее время выбор сделан и все основные решения приняты. Назад пути нет, придется рискнуть. Только вчера выловили из океана первый орбитальный "Меркурий", и это само по себе уникальное достижение! Впервые в истории земной аппарат вернулся в целости с орбиты! Тут явно опередили русских, но опять, в принципе, лишь по очкам. Уж Вернер-то понимал, насколько временным решением был "Меркурий", а что уж говорить про ракету… "Атлас", конечно, уникальная машина, но, боже мой, какой чудовищный риск, заложенный в саму конструкцию! Тончайшие баки из нержавейки, неспособные выдержать собственную тяжесть! Только благодаря наддуву ракета могла оставаться целой и работать. И полутораступенчатая схема, причем без отделения баков… Очень, очень рискованно, все на грани, но выхода нет. Два спутника на "Атласе" уже запущено, один потерян, а теперь плюс еще один успешный полет. Через пару недель настанет очередь обезьяны, а Браун твердо установил правило, что человек полетит только после двух полностью удачных испытаний. Он не мог сказать точно, откуда это правило взялось, но придерживался его максимально строго.

Ему даже пришлось выдержать серьезный бой против идеи отправить человека сразу во втором корабле. Некоторые безответственные "товарищи"[20] с пеной у рта требовали опередить русских в первом орбитальном полете любой ценой. Но Браун был непреклонен, и более того, пообещал в случае чего отправить в этом корабле одного из инициаторов идеи. К счастью, Брауна поддержал президент Эйзенхауэр и директор НАСА Уэбб, после чего вопрос был решен. Поскольку в данном скандале с удовольствием поучаствовала пресса, пришлось даже пресс-конференцию созвать. Браун выступил с короткой речью, основная мысль которой была в том, что Америке нужны именно достижения, а не жертвы. Писаки поаплодировали и разошлись, разочарованные тем, что жертв, кажется, и вправду не будет.

А теперь, нужно, чтобы вернулась из космоса обезьяна, и только потом можно будет утвердить "второе пришествие" Шепарда. В принципе, после этого программу "Меркурий" можно сворачивать, но тут опять обязательно вылезет чертова политика! Придется еще пару полетов совершить, или даже больше, пока не начнет летать новый корабль, иначе трудно будет объяснить публике, почему русские летают, а мы нет. Так что, определенные научные эксперименты придется доверить одиночкам, совместить приятное с полезным. Опыт, опять же, не помешает.

А вот с русскими опять может получиться "как всегда". Пусть они пока не готовы к орбитальному полету, но у них большой трехместный корабль, и когда они будут готовы, это перейдет уже в совсем другое качество. Вернер вспомнил, как всего через неделю после полета Комарова он пригласил к себе старого друга и учителя, Германа Оберта, и они весь вечер провели здесь, в этой комнате, за этим столом, а сколько бумаги исчеркали…

Браун показал ему подробный анализ, составленный по фотографиям русского корабля и эскизам этого мичмана, как его… А, Майк Серофф… Сказать, что Оберт впечатлился, было нельзя, он буквально впал в ступор. Как так?! Огромная трехместная капсула, система ориентации, бортовая ЭВМ?! Вот это монстр!

Вернер тогда взял чистый лист бумаги, положил его перед Обертом и нарисовал посередине фарообразный профиль русского аппарата.

— Ты же понимаешь, — сказал он, — что это не весь корабль. Чего здесь не хватает для орбитального полета?

Оберт долго не думал, просто забрал у Брауна лакированный "Люмоколор"[21] и дорисовал к большому диаметру "фары" короткий тонкий цилиндр со схематичным соплом сзади.

— Неплохо, — одобрил Браун. — Ты нарисовал твердотопливный двигатель для схода с орбиты. Положим, их там три штуки, как на нашем "Меркурии", для надежности. Давай оторвемся от шаблона и сделаем следующий шаг?

Немного подумав, Оберт нарисовал вместо предыдущей конструкции увесистый короткий "бочонок" и сопло чуть побольше.