Марья Тимофеевна с нежностью посмотрела на мохнатую морду, что безвольно вывалилась из конуры. Дмитрий Александрович проследил за ее взглядом и улыбнулся светлой, наивной улыбкой. В такие минуты он понимал, какое доброе сердце у его сестры, что она всякое существо с готовностью на груди своей согреть быть, и нет в ней жестокости, только тяжкая доля сделала ее немного грубой, но под суровостью лица по-прежнему таится душа тонкая и благородная.
Внезапно ветром с крыши, из-за потемневшего со временем сгиба рубероида, понесло на двор некую белую вещь, как бы живую, и Дмитрий Александрович невольно подпрыгнул на месте, стараясь не оказаться на пути у летящей дряни. Марья-же Тимофеевна не испугалась, и только лицо ее еще более прояснилось, черты лица посуровели, и она сделала шаг навстречу летящему с вытянутой вперед рукой, дабы подхватить на лету. Ловко вцепившись ногтями, а ногти от работы в хлеву да по дому имела она очень крепкие, схватила вещь и звонко рассмеялась.
-Что?! - Подавленно осведомился Дмитрий Александрович, пока еще не поворачивая головы и ожидая худшего.
-Да это-же волан. Ребятня в бадминтон игралась летом, а волан на крышу залетел. Hаверное, искали его, кручинились, что потеряли насовсем. Бедные дети! Как им нелегко живется, право-же, Дмитрий, нелегко!
-Да, пожалуй...
Hе понял Дмитрий Александрович тонкой игры в словах сестры и на сей раз, как бы впросак попал, и сам-же уловил в воздухе нечто противоестественное, что бывает, если в присутствие женщины кто-нибудь скабрезно шутит.
Hо Марья Тимофеевна только рукой махнула, дескать, привыкла оставаться недопонятой даже в собственном доме, и, поправив платок, пружинисто зашагала вон со двора, в руке своей белой осторожно сжимая, не очень сильно, чтобы не смять тончайшую вязь оперения, волан. Знала она, куда идти с находкой, и не было у нее вопросов. Так и остался стоять, опустив руки и подняв одну бровь, подле дверей овинных Дмитрий Александрович, а ветер не срывал больше с крыши вещей, только рвал, как раньше, страшные листья с вяза, который делался голым и словно бы не имеющим под корою древесной плоти. Тускло блестела вода в бочке на углу.