Один человек, две собаки и 600 миль на краю света. Опасное путешествие за мечтой - [88]

Умереть от голода и истощения — сейчас я понимаю, каково это, поскольку сам как никогда близок к такому концу. Это заставляет меня задуматься. Нет, ни за что в жизни не допущу, чтобы мои собаки или я умерли от голода. Пытаюсь позвонить по мобильному телефону, но по каким-то причинам он не ловит сигнал, и я волнуюсь, как бы не кончилась зарядка. После нескольких неудачных попыток я убираю телефон и продолжаю движение. Мне нужно проявить настойчивость, чтобы побороть усталость и изнеможение. Это все, что я могу сделать.

Сегодня вот уже девять долгих часов пробираюсь по зарослям туссока. Я ужасно голоден. С утра не держал во рту и маковой росинки, и мой желудок постоянно урчит. В течение последнего часа каждые сто ярдов наклоняюсь и опираюсь руками о колени, чтобы отдохнуть, в противном случае я упаду. Малейшее продвижение причиняет боль. Спина нестерпимо болит, и из-за этого рюкзак кажется еще тяжелее. Впереди на много миль кругом простирается долина. Она должна повернуть направо и соединиться с рекой Джон, но этот участок пока не различим. Я вижу только изогнутую долину, которую с обеих сторон окаймляют горы. Но у меня нет ощущения, что я хоть на сколько-нибудь приближаюсь к ней. В моем усталом мозгу сейчас только одна мысль — бросить рюкзак на землю, чтобы двигаться как можно быстрее. Наверное, точно так же измученный альпинист, покоряющий Эверест, умирающий от отека мозга, захотел бы спрыгнуть, чтобы оказаться внизу — это была бы его последняя попытка спастись. Я не намереваюсь воплощать эту идею в жизнь, но, возможно, мне придется так поступить, если я пойму, что достиг крайней точки и по-любому обречен на смерть.

Я начинаю понимать, что происходит и произношу вслух только одну фразу: «Я не умру. Я не умру». Еще до похода на Аляску понимал, что голод ужасен, что мне придется терпеть его, но я не осознавал, что это будет столь мучительно и что земли вокруг меня будут столь обширными и необитаемыми. Мыслить в одиночку становится сложно. Душевная тоска достигает точки кипения, а физические силы тем временем тают. Сосредотачиваясь на ходьбе, начинаю испытывать острую боль, даже собаки не хотят больше играть.

Я нахожу пару оленьих костей и позволяю собакам немного погрызть их. Они разгрызают их на кусочки и быстро проглатывают. На это у них уходит менее часа. Может быть, им удастся получить хотя бы какие-то питательные вещества. Собрав кости, перетираю их в порошок, чтобы съесть самому. Я чувствую себя настолько голодным и несчастным, что даже не могу полюбоваться здешним пейзажем, мне жаль, но ничего не поделаешь. Тем не менее я все равно уделяю внимание окружающей природе. Чтобы запомнить ее, делаю несколько фотографий. Я никогда не представлял себе, что горы могут быть настолько невероятными, пока не увидел их собственными глазами. Они обрамляют реки и долины, обидно, что не могу остаться здесь чуть подольше, но я счастлив, что все-таки сохранил способность к передвижению.

Смертельно голодный

Как только я прибыл к реке Джон, ветер резко усилился. Словно тростинка, шатаюсь от каждого его порыва. Пока я спускался сюда, мне показалось, что здесь стоит прицеп. Я видел его настолько четко, что был просто уверен: здесь есть люди, и даже начал надеяться, что они дадут мне немного еды. Я иду дальше, протирая глаза, чтобы видимость стала чуть-чуть лучше. И по мере моего приближения трейлер постепенно превращается в комок снега, который до сих пор не растаял и спокойно лежит на земле на другом берегу реки. Мои надежды вновь не оправдались. Посмеявшись над этим и немного поворчав, я продолжаю путь.

Разбиваю лагерь, подбодрив себя и собак приготовленной чечевицей (из полутора чашек сырой чечевицы в готовом виде получается целых три). Несмотря на то что ветер чуть не сносит палатку, я чувствую себя намного лучше. Думаю, нам под силу преодолеть оставшийся путь. Главное сейчас — переправиться через Экокпак-Крик. Я знаю, что уровень воды в нем высок, поэтому не уверен, что смогу перейти его. Мне нужно пройти семнадцать миль, и это займет два, а в худшем случае, если мне придется обходить реку, — три дня.

Ниже я слово в слово привожу дневниковые записи, сделанные 2 июня.

Вечер. Осталось пройти 17, 1 миль. Только что прибыл к Джону. Совсем никого, почти как я и ожидал. Осталось всего несколько чашек чечевицы. Я шел девять часов подряд и весь день ничего не ел. Ай! Спотыкаюсь. От меня практически ничего не осталось. Непроходимая земля. Волнуюсь, смогу ли преодолеть Экокпак-Крик. Наверняка река глубокая и стремительная. Собаки нашли несколько костей. Я немного вздремнул и позволил им съесть кости. Они смогли их разгрызть и прожевать. Морально я был сломлен. Чуть не плакал от отчаяния, от ужасной, выматывающей, утомительной ходьбы, от того, что постоянно спотыкался. Сегодня очень устал и проголодался, шел, все время шатаясь и пытаясь не отключиться (не потерять сознание). Земля неровная, сырая, грубая и ухабистая. Последние два дня не могу наслаждаться красотой дикой природы — переживаю только о том, как бы не загнуться где-нибудь без еды. Очень несчастен. Здесь нет легких участков. Даже если ты умираешь от голода и смертельно устал, милости от природы ждать не стоит.