Одесский юмор. XXI век - [29]

Там, где пьют вино, запойных алкашей малость поменьше – недаром в советские времена гиды в городах закавказских республик первым делом сообщали туристам о том, что вытрезвителя в их городе нет. Но, провалив контрольные цифры по алкоголизму запойному, жители винодельческих краев прекрасно наверстывали на алкоголизме хроническом. В французском языке есть даже идиома «сентябрьские дети»: в сентябре молодого вина было хоть залейся, и дети, зачатые в эти дни, не всегда могли научиться считать до трех. А во французской армии, согласно интересным воспоминаниям одного академика, было принято «пить девочек по метру» – это означало хлестать молодое вино и, пока длина выставленных в ряд бутылок не достигнет метра, этого занятия не прерывать. Кстати, этот французский академик, хотя и русского происхождения, судя по всему, не знал правил дифференцирования выпивки. А правило это очень простое: производная от выпивки есть количество выпивки, купленное на сданные бутылки (опытные алконавты изящно именуют их «хрусталем»). Согласно принятым среди одесских студентов в годы моей учебы традициям, выпивка считалась достойной внимания, если ее третья производная не была равна нулю. Кстати, для любителей математики могу предложить полезную в быту математическую формулу – Q= (M×100):%, где М – вес человека в килограммах, а % – крепость напитка в градусах. Ну а Q – это количество данного напитка в граммах, которое человек может в среднем выпить, не нажив слишком больших неприятностей.

Многим приходила в голову весьма простая идея: если алкоголь так вреден, не запретить ли его к чертовой матери? Мировой опыт показывает: лучше не надо. Самый известный в истории «сухой закон» – американский «прохибишен» как раз и породил большинство тамошних гангстерских империй. Об эффективности таких запретов говорит популярный в те времена анекдот. Некий человек, приехав в незнакомый город, интересуется у портье отеля: «А где у вас можно кофе выпить… ямайского или шотландского, вы меня понимаете?» – «Видите здание напротив? Это церковь», – объясняет портье. «Как? Даже там?» – удивленно восклицает клиент. «Нет, только там нельзя, – успокаивает его портье, – во всех остальных домах можно».

И в заключение я обращаюсь к вам, о не знающие своей дозы! Не ссылайтесь на благородные вина Бургундии и Крыма, на легкое «Шабское», терпкое «Мукузани» и его высочество мускат «Ливадия», после которого любая закуска, кроме медленного танца, кажется кощунством, – спиваются не на качественных винах, а на самогоне и шмурдяке. Не бойтесь рюмки вина, как черт ладана, – уже даже ВОЗ рекомендует для сохранения упругости сосудов стакан красного вина в день. Но не забывайте слов поэта: «Пить можно всем. Необходимо только знать точно, с кем, за что, когда и сколько», – и у вас всегда будет чем закусить. А это не менее важно, чем выпить.

Шутят не только физики

Издавна образ ученого в литературе создавался людьми неучеными. Со всеми вытекающими. Анекдотически рассеянный профессор такое творит, что возникает вопрос – как человек с такими мозгами еще таблицу умножения помнит? С одной стороны, это объясняют тем, что он только о своей науке и думает, с другой – просто неученым так приятней.

Бывает, что ученый действительно несколько увлечется, как великий химик Бутлеров, и на крик слуги «В вашу библиотеку забрались воры!» полюбопытствует, что же они читают.

Кто ученых не любит – ясно. Во времена упадка Рима его как-то решили очистить от чужеземцев и проходимцев. Результаты этой кампании были поразительны: изгнаны были не певицы, не танцовщицы, не те, кто выдавал себя за певиц и танцовщиц, даже не прислужники богачей, а именно ученые. Может, издавшего сей указ императора вскоре после этого прирезали совершенно случайно. А может быть, и нет…

Есть, конечно, и у ученых свои странности. Вот ботаники не так давно выпустили книгу с образцами почерков всех известных ботаников прошлого. Чтоб хоть как-то разбирать их почерка на этикетках гербариев, а то почерк у ботаников даже хуже докторского.

Стоит нам вспомнить и профессора Симона Ньюкомба, математически доказавшего, что аппараты тяжелее воздуха летать не могут. Так что все самолеты летают неправильно и антинаучно. Собственно, птицы тоже летать не могут – это всего лишь частный случай выводов профессора Ньюкомба. Может, он никогда птиц не видел?

Зато ученые в борьбе за свои взгляды готовы на все. Во время демонстрации первого фонографа в Парижской академии ее постоянный секретарь внезапно бросился на демонстратора и схватил его за горло с воплем: «Не позволим чревовещателю нас обмануть!» Но фонограф не смогли заглушить даже хрипы его жертвы. Что делать – если факты расходятся с теорией, тем хуже для фактов! Во время дискуссии Фомы Аквинского с Альбертом Великим о том, есть ли у крота глаза, два великих ученых категорически запретили присутствующему на диспуте садовнику принести им из сада крота и разрешить их спор. «Нам не важно, есть ли у крота глаза, мы хотим знать, должны ли они у него быть», – ответили авторитеты.

Впрочем, методу научных дискуссий еще недавних времен мы не забыли. Кибернетику, например, обвиняли в ниспровержении материалистической диалектики, в подготовке порабощения людей иным разумом и даже в лишении людей возможности размножаться старым добрым способом – чтоб уже все возненавидели. А когда выяснилось, что без этой продажной девки империализма военная техника работает плохо, и специальными постановлениями соответствующих органов ей была возвращена невинность, вошли в моду байки о роботах. Одна из самых типичных приведена Стругацкими – о кибернетике, который изобрел машину – предсказатель будущего и задал ей вопрос: «Что я буду делать через час?» Машина думала сутки и изрекла: «Будешь сидеть и ждать моего ответа».