Одесские катакомбы - [25]

— Дел много. Одесский район восстанавливаем. Времени не выберешь. Хозяин дома?

— Дома, дома. Милости вашей просим. Заходите в хату.

А уже из хаты выходил хозяин. Он так торопился навстречу дорогим гостям, что даже забыл надеть свою баранью шапку. Его смуглое южное лицо с характерным горбатым носом, огненно-черными глазами, сивыми усами и крепким, по-солдатски выбритым подбородком светилось той же радостной, приветливой улыбкой. Он крепко пожимал гостям руки.

— Заходьте, прошу вас. Заходьте, дорогие друзья.

— Эти люди нам крепко помогали, когда мы сидели под землей, — сказал Лазарев. — Они нам приносили пищу, передавали записки, предупреждали об опасности. Благодаря им нам было известно все, что делается наверху. И ведь все это с опасностью для жизни.

Узнав, что мы будем спускаться в катакомбы, хозяин принес несколько самодельных коптилок, сохранившихся у него еще со времени подполья. Нашелся также и бидон керосина. Так что, собственно говоря, зря хлопотали насчет «летучих мышей» и горючего.

— Я ж говорил, — с неудовольствием проворчал Горбель, — что у них все есть. Напрасно только время потратили на подготовку.

* * *

Пока мы переодевались в старые макинтоши и спецовки, хозяин, показав рукой на всю скромную обстановку своей хаты, сказал:

— При оккупантах ничего этого здесь не было. Были только одни голые стены.

— А где же все это было?

— А в катакомбах. В последние месяцы ихнего каторжного режима, ихней «новой Европы», чтоб она сгорела, мы все хозяйство перевели под землю. И овец перевели. И корову. Только тем и спаслись от неминуемой смерти.

— Это верно. Почти все население Усатовых хуторов в последние месяцы пребывания немецко-румынских разбойников спасалось у нас в катакомбах.

— Сколько же всего у вас было так сказать «посторонних»?

— Несколько тысяч. Я думаю, тысяч до семи. Они, правда, размещались недалеко от выходов, но все равно — под нашей охраной они были для врага недоступны.

— Спасители наши, — сказала хозяйка.

И я вдруг понял всю силу этой небольшой горсточки большевиков-патриотов, которые в течение двух с половиной лет не только вели свою смертельно-опасную работу, но также сумели спасти несколько тысяч местных жителей от гибели, разорения и неминуемого рабства.

— Ну, товарищи, двинулись, — сказал Лазарев, когда светильники были зажжены и фонари «летучая мышь» отрегулированы.

Мы прошли несколько сот шагов задами, спустились в балочку и подошли к щели в скале.

— Вот это и есть наш знаменитый выход «семечки», — сказал весело Горбель. — Сторожевой здесь был пост и караульные лузгали семечки, — пояснил он это название. — Теперь берегите голову. За мной.

* * *

Воздух вокруг становился все более неподвижный, затхлый, спертый. Фонари и коптилки чуть мерцали, с трудом освещая вплотную придвинувшиеся стены и совсем низко нависшие своды. Становилось душно, даже жарко, хотя наверху была зима, ветер и градусов десять мороза. Иногда почва под ногами поднималась, потолок опускался еще ниже. Оставалось небольшое отверстие, сквозь которое нужно было протискиваться ползком, подчас даже на животе. Песок и каменная пыль сыпались за воротник. С непривычки я задыхался, обливаясь горячим потом. А мы не прошли еще и километра. Туннель то и дело поворачивал то вправо, то влево. Он то поднимался, то круто уходил вниз. Через каждые десять-пятнадцать шагов возникали разветвления. Иногда их было три или четыре. Новый человек запутался бы здесь в одну минуту. Но Горбель шел уверенно, как по своей квартире, ни на один миг не задумываясь, куда свернуть. Он только на перепутьях особенно внимательно осматривал стены и полы, освещая их своей «летучей мышью».

— Откуда вы знаете, куда надо идти? — спросил я во время небольшой передышки, когда мы присели на камни посреди тесного туннеля.

И тогда Горбель открыл мне одну из многочисленных тайн катакомб. Он осветил стены, и я заметил, что они испещрены различными значками, выцарапанными на камне, нарисованными мелом и углем или просто начерченными пальцами на толстом слое пыли, покрывающем пол. Это были знаки подземной навигации. Указатели подземного фарватера. Разумеется, никакой более или менее точной карты катакомб не существует. Стоило бы колоссальных трудов составить схему этого невероятно запутанного лабиринта, имеющего в довершение всего несколько горизонтов залегания. Компас здесь бесполезен. Во-первых, без карты он все равно ни к чему. Звук голоса почти не распространяется. Остается только сигнализация значками, своеобразными иероглифами. Каждый член подпольной организации нашел свои, так сказать, «позывные». Когда человек передвигался по лабиринту катакомб, он время от времени оставлял на стенах свои визитные карточки и шифрованные сообщения о том направлении, куда он направляется, для того, чтобы в случае аварии со светом его могли отыскать товарищи. Я говорю «аварии со светом» потому, что авария фонаря или коптилки равносильна гибели человека.

Оставшись без света, человек здесь безусловно должен погибнуть. Двигаясь в темноте, он абсолютно не может ориентироваться, через тридцать шагов заблудится среди множества поворотов и будет заживо погребен. Такие случаи бывали.