Одержимые войной. Доля - [49]

– И кто же папочка твоего будущего сыночка?

– А я ещё не решила, мама, – шутливо ответила Таня и добавила:

– Я пробуду дома ещё дней десять, а потом уеду обратно в Ташкент. Мне надо заканчивать университет. Я дождусь тебя или ты будешь гостить у тёти Тани ещё долго?

– Не дождёшься, – обиженно бросила мать, и в трубке зазвучали короткие гудки. Татьяна повертела смолкшую трубку в руках, загадочно улыбнулась чему-то своему и медленно опустила её на рычаг.

Отпуск в пустом доме она не догуляла, решив вернуться в университет пораньше. Делать дома было решительно нечего, и уже через неделю девушка была в Ташкенте. Полюбившийся ей восточный город встретил её во всём великолепии. Краски щедрой на дары восточной осени манили со всех сторон своим разноцветьем. Сказочно изобильные рынки ломились от фруктов и овощей, свежепокрашенные фасады домов центрального города радовали глаз гаммой светлых тонов, а столбы и фасады крупных зданий украшали флаги, вывешенные по случаю приближения череды праздников, главным из которых, разумеется, была очередная годовщина Великой Октябрьской Социалистической Революции, нигде, наверное, не отмечаемая с таким размахом, как на любящей яркие праздники узбекской земле. И хотя до неё оставалось ещё две недели, а многие простые жители Ташкента и окрестностей так и не привыкли считать этот праздник вполне своим, ежегодное украшение улиц по этому случаю оставалось всегда на подобающей торжеству высоте. Глядя на трепещущиеся на ветру полотнища знамён из окна троллейбуса, Татьяна подумала, что, если в этом, предъюбилейном году так щедро разукрасили город, что же будет на следующий, когда будет отмечаться 70-летие Октября? Жаль, подумалось ей, этого она не увидит. Этот учебный год – её последний в Ташкенте, и уже следующей осенью она будет, скорей всего, трудиться в родном городе. А может, получит распределение в какую-нибудь интересную точку на просторах необъятной страны. Главное, хорошо защитить диплом! Правда, поговаривали, что распределение скоро повсеместно отменят, и каждый будет сам искать себе работу. Но это вряд ли, как полагала девушка. Слишком удобна, в государственном смысле, такая надёжная привязка молодых специалистов к месту работы, чтоб от неё отказываться. Иначе, зачем их столько готовить? Большинство, конечно же, хочет в Москву, Ленинград, Киев, а малые города и веси так и останутся без специалистов. А это нехорошо, неправильно!

Вскоре жизнь девушки потекла привычным руслом. Лекции, семинарские занятия, работа в библиотеке, в археологическом музее. С одной разницей: наступал год подготовки защиты диплома, и количество лекционных и семинарских часов существенно уступало времени самостоятельной работы с руководителем дипломного проекта профессором Агамирзяном. Проводя с ним часы и часы за шлифовкой своего будущего, как она считала, превосходного научного текста, Татьяна время от времени вспоминала одну из реплик Гриши относительно её «ташкентской прописки» и про себя улыбалась – действительно, смешно получается, что она, русская девушка Татьяна Кулик оканчивает Ташкентский университет в Узбекистане, где её научный руководитель армянин Агамирзян, родом из азербайджанского Нагорного Карабаха. Впрочем, не особо часто размышляла студентка об этом. Тема, избранная Таней для дипломной работы, оказалась весьма загадочной и мало проработанной, отчего требовалось много времени на поиски хоть каких-то материалов по ней и продумывание таких формулировок в тексте, чтобы не вызвать огонь оппонентов на предстоящей защите на себя слишком уж бездоказательными идеями. А в то, что эти идеи верны, сама Татьяна безотчётно верила. Только никак не могла найти путь к их доказательству.

Ещё три года назад, незадолго до того, как решился вопрос с её переводом в Ташкент, чему немало поспособствовал именно Агамирзян, о чём Таня не знала, в одной из московских библиотек она случайно наткнулась на изданную в XVIII веке книжечку не известного ей Егора Классена [23] , утверждавшего, что славяне обитали ещё во времена ранней античности как цивилизованный народ, имевший государство с сильной армией и могучей промышленностью, занимая пространство от Алтая до Дуная и от Белого до Мёртвого морей. Ей и самой иногда приходила в голову крамольная мысль. Если Руси всего 1000 лет, по Лихачёву и Карамзину, как могла она появиться этак сразу и вдруг, на пустом месте огромным, больше соседних, государством? Так не бывает, думала она и пыталась найти какие-нибудь объяснения или опровержения. Поиски навели её сначала на труды Ломоносова, как оказалось, по большей части либо утраченные, либо отчего-то засекреченные. Но из доступных в библиотеках крупиц, где великий учёный утверждает, что русская история подмарывается и переписывается двумя одиозными господами – Миллером и Шлёцером [24] в угоду амбициям европейских монархий, можно было составить себе смутное представление о какой-то грандиозной исторической подтасовке, давным-давно происходящей в Отечестве. Кое-что на ту же тему проскальзывало и в той художественной литературе и художественно-историческом кино, которым в ту пору увлекалась юная студентка. Тогда она была горячей поклонницей Андрея Тарковского, прежде всего как автора фильма об Андрее Рублёве. В этой ленте она нашла немало для вызревающей идеи обратиться к древнейшей истории славян и искать их следы на востоке. Однако новая тема студенческих исследований, взволновавшая девушку, надолго вытеснила этот интерес. Основной её специализацией были восточные языки и культуры, и эта тема возникла естественным образом. Яркая, как блеснувший в степной пыли золотой слиток, обронённый проскакавшим тысячу лет назад всадником, тема была и романтична, и тяжела, как его доспехи. Татьяне Кулик она казалась тем интереснее, что скудная литература по ней изобиловала противоречиями, а немногочисленные попавшиеся ей на глаза артефакты, извлекаемые из толщи земной, никак не хотели вписываться в какую-либо готовую схему. История Хазарского Каганата [25] , о котором почти ничего доступного широкой публике не было известно, поманила её за собой, и, в итоге, привела и в стены Ташкентского университета, и к профессору Агамирзяну, вот уже тридцать лет усердно изучавшему следы этой некогда могущественной центрально-азиатской державы, не имея возможности опубликовать свои труды, ибо тема хазар пребывала с 1956 года под негласным запретом. То есть, учёным дозволялось копаться в этих древностях, но выносить на широкую публику выводы из своих исследований – ни-ни!