Одарённая - [60]

– Ударь меня.

Долю секунды он медлил, а потом замахнулся ей в лицо кулаком, и Катса молниеносно вскинула руку, ставя блок. Удар руки по руке вывел ее из оцепенения. Она будет с ним драться, и она одолеет его. Он еще ни разу не побеждал, и сегодня тоже не выйдет, несмотря на темноту и водоворот у Катсы в мыслях, потому что с первым ударом водоворот исчез без следа. Мысли прояснились.

Она била сильно и быстро – руками, локтями, коленями, ногами. Его удары тоже были сильны, но каждый удар, казалось, только придавал ей сил. Каждое дерево, в которое они врезались, каждый корень, о который спотыкались, помогали сосредоточиться. Она освоилась в этой схватке, и начался по-настоящему неистовый бой.

Когда Катса прижала По к земле, он уперся ей ладонью в подбородок и начал давить.

– Стой! – вдруг крикнула она. – Кровь. Я чувствую кровь.

Он прекратил вырываться.

– Где? Во рту?

– Кажется, это твоя рука, – сказала она.

Он сел на землю, а она присела рядом, взяла его ладонь и попыталась что-нибудь разглядеть.

– Кровь течет? Ты чувствуешь?

– Чепуха. Ты меня сапогом поцарапала.

– Не надо было нам драться в обуви.

– Нельзя драться в лесу босиком, Катса. Ну правда, это мелочь.

– И все-таки…

– У тебя кровь на губах, – сказал он странным, рассеянным тоном, который выдавал, как мало По думал о своей ране. Поднеся палец к ее лицу, он почти коснулся губ, но тут же отдернул руку, осознав, что делает что-то, чего делать нельзя. Кашлянув, По торопливо отвел взгляд.

Внезапно Катса почувствовала, насколько он близко, почувствовала тепло его руки и запястья под ее пальцами. Он был рядом, совсем рядом, она слышала его дыхание и касалась его. Ощутив, как тот самый риск ледяной водой обжигает кожу, Катса поняла, что все решится в это мгновение. И уже знала, что выберет.

По снова поднял глаза: в них светилось понимание. Она бросилась в его объятия. Они отчаянно льнули друг к другу, и Катса плакала равно от счастья обнимать его и ужаса перед тем, что делает. Он баюкал ее, усадив на колени, обнимал и шептал ее имя снова и снова, пока наконец слезы не высохли.

Она вытерла лицо о его рубашку, обняла за шею. В его руках было так тепло, так спокойно, так безопасно. Она почувствовала себя ужасно храброй и рассмеялась – рассмеялась от того, как хорошо, как приятно было чувствовать его тело рядом. По улыбнулся своей плутовской, мерцающей улыбкой, и волна тепла прошла по ее телу. Его губы нашли ее шею, уткнулись в нее, и Катса ахнула. А когда их губы слились в поцелуе, жар захлестнул ее с головой.

Позже, лежа в обнимку на мху, прильнув к телу По, загипнотизированная чем-то, что его губы делали с ее шеей, она вспомнила о ране на руке.

– Потом, – рыкнул он.

Ей вспомнился вкус крови на губах, но это только заставило его губы снова, ища, пробуя на вкус, коснуться ее рта. Она яростно набросилась на его одежду, он – на ее. Пока они изучали друг друга, Катса наслаждалась теплом его кожи. В конце концов, они уже знали тела друг друга не хуже, чем любовники, но теперь прикосновения были совсем другими – они не разъединяли, а сливали вместе.

– По, – позвала она, когда ее пронзила очень ясная мысль.

– В лекарствах, – прошептал По. – Там есть водяной паслен.

И его руки, его губы, его тело вернули ее в забытье. Они опьянили ее – он опьянил, – и каждый раз, как его глаза, сверкая, заглядывали в ее, Катса забывала, как дышать.

Она была готова к боли, когда та пришла, но ахнула от ее остроты – ощущение было совсем не похоже на ту боль, с которой она была знакома. Поцеловав ее, По замедлил темп, почти остановился, но Катса засмеялась и сказала, что на этот единственный раз согласна примириться с болью и кровью. Он улыбнулся ей в шею и снова поцеловал, и сквозь боль она двигалась вместе с ним. Постепенно боль превратилась во все возрастающее тепло, от которого перехватило дыхание. И вдруг нечто невыразимое заставило ее забыть о дыхании, боли и рассудке, унесло их далеко-далеко, так что не осталось ничего, кроме ее тела и его тела, и костра, и пламени, которое рождалось меж ними.

А потом они лежали, согретые друг другом и теплом огня. Катса гладила его нос и губы, играла с кольцами в ушах, а он обнимал и целовал ее, и глаза его мерцали.

– Как ты? – спросил По.

– Вроде бы осталась собой, – рассмеялась она. – А ты?

– Я очень счастлив, – улыбнулся он.

Она провела пальцем по линии его подбородка до уха и вниз к плечу, коснулась татуировок, овивавших руки.

– Раффин тоже знал, что все так будет, – проговорила она. – Похоже, только я одна ничего не подозревала.

– Из Раффина получится отличный король, – сказал По, и она снова рассмеялась, устроившись головой на сгибе его руки.

– Давай завтра попробуем ехать быстрее, – попросила Катса, вспомнив о не таких хороших королях.

– Хорошо. Тебе еще больно?

– Нет.

– Как думаешь, почему так получается? Почему женщинам больно?

На это ответа у нее не было. Так обычно бывает – вот и все.

– Дай я вымою твою рану.

– Сначала я вымою тебя.

Она поежилась, когда По разомкнул объятия и пошел к костру, чтобы принести воды и чистой ткани. Он наклонился к огню, и свет с тенью затанцевали на его теле. Он был прекрасен; Катса подумала об этом с восхищением, и он ухмыльнулся. «Почти так же прекрасен, как тщеславен», – подумала она тогда, и По расхохотался.