Одарённая - [36]

Она не слушала, не слышала – в голове гудело. Он знал, что думает Гиддон и что думает она сама, – точно знал. Когда она бывала зла, когда благосклонно думала о нем. Много раз. Должно быть, это случалось много раз, но все внутри так кричало, что думать об этом было невыносимо.

Катса считала его воином, просто Одаренным воином. И – вот глупая – догадливым. Даже восхищалась его интуицией.

Восхищалась, а он читал ее мысли.

Доверяла, а нельзя было. Он утаил свою натуру, свой Дар. А это то же самое, что солгать.

Глава четырнадцатая

Катса вихрем ворвалась в лабораторию, и Раффин в изумлении оторвался от работы.

– Где он? – спросила она и тут же остановилась как вкопанная, потому что он был там – прямо там, сидел на столе Раффина. Челюсть у него была пунцового цвета, а рукава, как обычно, закатаны до локтей.

– Мне нужно сказать тебе одну вещь, Катса…

– Ты читаешь мысли! – перебила она. – Ты читаешь мысли, и ты мне лгал!

Коротко ругнувшись, Раффин бросился к двери у Катсы за спиной и плотно прикрыл ее.

По покраснел, но глаз не опустил.

– Я не читаю мысли.

– Я не дура! – закричала она. – Прекрати лгать! Что ты узнал? Какие мысли уже успел украсть у меня?

– Я не читаю мысли, – повторил он. – Я чувствую людей.

– И что это значит? Ты чувствуешь их мысли.

– Нет, Катса, послушай… Я чувствую людей. Можешь назвать это моим ночным видением или глазами на затылке, как ты однажды предположила. Я чувствую людей рядом, как они думают, чувствуют, двигаются, ощущаю их тела, их энергию. Только… – он сглотнул, – только когда они думают обо мне, я начинаю чувствовать мысли.

– И по-твоему, это не чтение мыслей? – заорала она так громко, что он вздрогнул, но по-прежнему не отводил взгляда.

– Ладно. Я немного читаю мысли. Но всего, что ты себе представила, я не могу.

– Дай ему объяснить, Катса, – сквозь боль донесся до нее мягкий голос Раффина.

Она ошарашенно повернулась к Раффину, не веря, что он знает правду и все-таки защищает По, а потом резко перевела взгляд обратно на По, который все еще смел смотреть ей в глаза, как если бы не сделал ничего плохого, ничего абсолютно и бесповоротно ужасного.

– Пожалуйста, Катса, – сказал он. – Пожалуйста, выслушай меня. Я не могу слышать любые мысли, какие захочу: я не знаю, что ты думаешь о Раффине, или что Раффин думает о Банне, или понравился ли Оллу ужин. Ты можешь в соседней комнате бегать кругами и думать, как ненавидишь Ранду, но я буду знать лишь то, что ты бегаешь кругами… пока твои мысли не обратятся ко мне – только тогда смогу я узнать, что ты чувствуешь.

Так вот каково это – когда тебя предал друг, нет, притворившийся другом предатель. Он казался таким прекрасным, таким отзывчивым, таким понимающим… и неудивительно, ведь он всегда знал, что она думает и чувствует, и прекрасно притворялся другом.

– Нет, – сказал По. – Нет. Я лгал, Катса, но дружба моя не была ложью. Я всегда был тебе верным другом.

Даже сейчас он читает ее мысли.

– Прекрати! – выплюнула Катса. – Довольно! Да как ты смеешь, предатель, самозванец, ты…

Ей не удалось найти достаточно сильных слов, но внезапно По горестно опустил глаза, и она поняла, что он почувствовал всю ее ярость, и мрачно порадовалась, что Дар открыл ему то, что она не сумела облечь в слова. По тяжело оперся на стол, лицо его исказилось от боли, голос, когда он заговорил, был совсем глухим.

– Только два человека знают о моем Даре – мама и дедушка. А теперь еще Раффин и ты. Отец не знает, братья тоже. Мама и дедушка запретили мне о нем рассказывать с тех самых пор, как Дар проявился в детстве.

Что ж, она об этом позаботится. Гиддон был прав, хоть сам и не подозревал почему, – По нельзя доверять. Люди должны знать, и она всем расскажет.

– Если ты это сделаешь, – проговорил По, – ты лишишь меня свободы, разрушишь мою жизнь.

Она взглянула на него, но за хлынувшими слезами все было размыто. Нужно уйти. Нужно уйти отсюда сейчас же, потому что ей хотелось его ударить, а она поклялась никогда этого не делать. Хотелось сделать ему как можно больнее за то, что он занял в ее сердце место, которое она никогда не позволила бы ему занять, если бы знала правду.

– Ты мне лгал!

Она развернулась и выбежала прочь из комнаты.

Хильда спокойно восприняла ее мокрые глаза и молчание.

– Надеюсь, никто не болен, миледи, – сказала она, сев на край ванны и мыльными руками распутывая колтуны в волосах Катсы.

– Никто не болен.

– Значит, вас кто-то огорчил, – продолжила Хильда. – Наверное, один из молодых людей.

Один из молодых людей. Один из друзей. Список ее друзей уменьшался на глазах.

– Я ослушалась короля, – сказала Катса. – Он будет очень гневаться на меня.

– Вот как? – удивилась Хильда. – Но это не объясняет страдания в ваших глазах. Это точно был один из молодых людей.

Катса промолчала. В этом замке каждый встречный читает мысли, каждый видит ее насквозь, а сама она не видит ничего.

– Раз король на вас сердит, – продолжала Хильда, – и раз вы поссорились с кем-то из молодых людей, выйдите к ужину особенно красивой. Наденьте красное платье.

Катса почти рассмеялась над логикой Хильды, но смех застрял в горле. Сегодня вечером она уедет из замка – нет сил оставаться здесь больше ни дня, терпеть гнев короля, сарказм и уязвленную гордость Гиддона, а пуще всего – предательство По.