Ода абсолютной жестокости - [9]

– Мы знакомы, – говорит Киронага.

Он подходит ко мне и смотрит прямо в глаза.

– Господин Риггер, мы договаривались уехать вчера. Но вчера вы не пришли. Узнав обстоятельства вашего отсутствия, я предпочёл разрешить конфликт между вами и мессиром Санлоном своими методами. Так что сейчас мы вас освободим, вы пойдёте за мной, аккуратно соберётесь, никого не трогая, и мы тронемся в путь. Лошади уже готовы. Вы согласны?

Отворачиваюсь с видом «а что остаётся делать?».

– Вот и прекрасно. Отпустите его.

Жирный стоит позади с напряжённым выражением лица. Он знает, что если я сорвусь, то снова будет литься кровь, причём уже не моя.

Но я не сорвусь. Потому что я безоружен, а Киронагу мне не удалось победить даже с оружием в руках.

Голова опасливо отцепляет ноги – я повисаю на руках, затем руки. Я разминаю затекшие конечности.

– Пойдёмте, господин Риггер, – говорит Киронага.

Лосось протягивает мне длинную рубаху. Надеваю её через голову, чтобы не щеголять голым задом по двору.

Иду за Киронагой. Голове показываю жест: провожу пальцем по горлу.

Лосось провожает меня взглядом.

Мы выходим. Киронага и я. Остальные остаются внизу. Мы поднимается через люк на первый этаж усадьбы, затем оказываемся во дворе. У конюшни стоит огромный чёрный конь. Такой стоит целое состояние.

– Да, это хороший конь, – говорит Киронага, заметив мой взгляд.

Он идёт рядом со мной, затем останавливается.

– Риггер, у тебя, – он снова переходит на «ты», – двадцать минут на всё про всё. Собираешь самое необходимое.

– У меня есть только один вопрос, – хрипло говорю я.

Я впервые за два дня нарушаю молчание.

– Да?

– Когда я смогу вернуться?

Киронага усмехается.

– Если повезёт, то через пару лет. Если не повезёт – никогда.

Я не понимаю этого ответа. Когда-нибудь я всё равно вернусь. Бессмертие делает невозможное возможным. Можно ждать сто лет и вернуться. Можно – двести.

Иду к колодцу. Болт здесь. Он смотрит на меня и подаёт уже набранное ведро. Окатываюсь холодной водой, она стекает по мне ручьями, смывая пот и кровь. Ещё ведро, ещё ведро. Быдло пялится из всех углов. Плюю на всех, снимаю рубаху. Ещё ведро, оттираю себя от мерзости. Болт отходит на несколько шагов. Я понимаю его.

Надеваю рубаху и иду к своему дому. Меня провожают взглядами. Я чувствую, что в них нет страха. Ненависть – да. Страха – нет.

Бельва в комнате. Она что-то вяжет. Это шарф. Тёплый шарф. Она вяжет его уже два месяца.

Она поднимает на меня глаза. Я молча стою и смотрю на неё.

– Ты очень красивая, – говорю я ей.

– Ты вернёшься?

Откуда она знает? Впрочем, любой слух распространяется тут с огромной скоростью. Может, Марьяна услышала и рассказала кому-нибудь, и всё: никаких больше тайн.

– Да, – говорю я. – Конечно, вернусь.

– Я буду тебя ждать.

– Я знаю.

Я иду в оружейную. Дробовик тут: я не брал его к Жирному на разборку. А вот семихвостки, кнута и прута – нет.

Надеваю бельё: оно хранится на полках: панталоны, рубаху. Поверх – кожаные штаны с отверстиями, чтобы кожа дышала. Жилет с отделениями для разной мелочи.

Надеваю походный ремень. Это массивная кожаная штука, на которую можно навесить всё, что угодно. Сверху надеваю широкий пояс для метательных ножей. Укрепляю в ножнах меч. Пристёгиваю кобуру с дробовиком. Пакую патроны: сколько увезу. Часть укладываю в сумку: повешу на седло.

Обматываю ноги тряпичным бинтом. Надеваю мягкие мокасины.

Риггер готов.

Заходит Бельва, протягивает небольшой узел.

– В дорогу.

Кладу узел в сумку. Кроме него, в мешке патроны, несколько ножей, трут, огниво, всякая мелочь, которая может пригодиться в пути.

– Спасибо.

Я не увижу её несколько лет, думаю я. Если верить словам Киронаги.

И я обнимаю её, и она меня, и она плачет, плачет, потому что она – единственный человек во всём этом хреновом мире, который любит меня. Любит по-настоящему.

А я не плачу. Потому что я – Риггер. Я не имею права плакать, по крайней мере, сейчас.

А потом я отрываюсь от Бельвы, от её большого мягкого тела, от её пушистых волос, от её веснушек, от её серых глаз, и ухожу. Киронага ждёт меня снаружи.

Он стоит, как истукан, руки сцеплены за спиной, плащ с обеих сторон оттопырен ножнами. Я прохожу мимо – к конюшне. Партизан приготовил мне коня – рыжего. Мне, в общем-то, безразлично: Жирный плохих коней не держит.

Когда я выезжаю на улицу, Киронага ждёт у ворот. Он великолепно смотрится в седле. Он действительно красив – насколько я могу оценить мужскую красоту. Бельва стоит у двери нашего дома. Теперь это – её дом. На самом деле, сейчас во дворе собрались все. Они рады, я думаю. Болт и Голова счастливы. Мормышка дотрагивается до своих ушей, будто не верит, что уже никто не будет отрезать их для развлечения.

К лошади подходит Лосось. У него в руках – семихвостка, кнут и прут.

– Держи, – говорит он.

Я чуть не забыл про них.

– Спасибо.

Киронага трогает коня, и я еду за ним.

Но всё это мелочи. Потому что я вернусь. И уж тогда я поотрезаю уши всем, кому захочу.

Потому что я – Риггер.

Глава 2. Дорога

Мы неспешно едем в противоположную от амфитеатра сторону. Мне жаль, что я не увижу очередных боёв и не смогу принять в них участие. Интересно, сколько талантливых бойцов в тех трёх клетках, которые я не успел обработать. Пантера справится. Но насколько качественной будет его работа, я не знаю. Я всё делаю лучше. Лучше всех.