Ода абсолютной жестокости - [3]

Иду мимо тренирующихся бойцов к широкой лестнице, уходящей под землю. Под ареной – три этажа. Там находятся клетки для зверей и для рабов.

– Риггер!

Ко мне идёт Пантера. Он очень толстый, но грациозный. Его жир – это сила, литые мускулы под слоем мяса. Он двигается с сумасшедшей скоростью. Есть только один человек, который может побить Пантеру, – это я.

– Если ты идёшь смотреть свежих, то они в бестиарии.

– Пошли.

Бестиарий – снаружи. Это клетки с тонкими частыми прутьями: так удобнее рассматривать животных.

– Совсем свежие?

– Утром.

– Им объяснили?

– Да.

Квадратная площадка огорожена высоким частоколом. Около одной из стен – шесть клеток, в каждой по пять человек. Они смотрят настороженно, они напряжены, никто не сидит.

Подхожу к первой клетке.

– Выпускай.

Служитель открывает дверь.

Тот, кого я убью, – не годится. Тот, кого я убью, будет вечным рабом. Он будет выходить на арену, чтобы его сожрали львы. Чтобы его жгли или пытали на глазах у публики. Его не будут учить драться, его будут кормить дерьмом, к нему не будут водить женщин. Нам нужно пушечное мясо.

Тот, над кем я одержу победу, но убить не сумею, – будет гладиатором.

Тот, кто победит меня, – будет свободен.

Последнее произносится с улыбкой, потому что это шутка.

– Выходи.

Они выходят – пятеро. Как на подбор: массивные, широкоплечие, сильные – четверо белых, один чёрный. Они одеты в тряпьё, у одного – тяжёлый браслет на запястье, вероятно, пропустили, когда забирали имущество.

– Все всё знают? – спрашиваю на всякий случай.

Молчание.

– Повторяю вопрос. Все знают, что нужно делать?

– Да, – отвечает негр.

– Ты первый, – я указываю на него.

Он выходит вперёд. Он огромный. В нём нет ни капли жира, только гигантские мышцы. Бритая голова блестит от пота. Солнце отражается в эбеновой коже. Негр улыбается: сверкают белые зубы.

Он тяжелее меня минимум килограммов на пятьдесят.

– Давай, – говорит он хрипло.

Я снимаю кобуру с дробовиком и бросаю её на землю. Кнут и кошка болтаются на поясе. Я жду.

– Ну, давай, – повторяет он.

– Нет, – говорю я. – Ты давай. У тебя есть минута. Если через минуту ты не нападёшь первым, я размозжу тебе череп из дробовика и ты станешь половой тряпкой.

И тогда он бросается. Если бы он врезался в меня, я бы не выдержал. Он бы сломал мне все кости. Но я отскакиваю в сторону и подставляю ему подножку. Он тяжело падает на землю, и я обеими ногами прыгаю ему на шею. Раздаётся хруст.

– В помойку, – говорю я. – Следующий.

Следующий – жилистый, лёгкий. У него чуть раскосые глаза.

Этот умеет драться. Он делает ложный выпад, потом второй, оба раза я увёртываюсь. Потом он взмывает в воздух, пытаясь ударить меня ногой в грудь, я отскакиваю назад и вдруг обнаруживаю, что это движение тоже было обманным: он уже позади меня и его кулак летит мне в лицо. Он попадает. Я чувствую, как ломается нос, но мне плевать: одновременно с этим я бью ногой ему в пах, он сгибается. Следующим ударом я подсекаю ему ноги. Я пытаюсь сломать ему позвоночник, но он откатывается, и моя нога попадает ему по руке. Он воет. Я бью его ногой в висок и вырубаю.

– Сука, а… – говорю я, вытирая кровь с лица.

Этого уносят в другую сторону: он выдержал испытание. Будет драться на арене.

Третий – тот самый, с браслетом на руке. Он очень волосатый, немного похож на обезьяну. Первым делом пытается неуклюже ударить меня в лицо. Я скольжу мимо него, перехватываю руку и ломаю её о своё плечо. Он визжит, как недорезанная свинья. Вторым ударом я вгоняю его кадык поглубже в горло. Этому гладиатором не бывать.

Ко мне выходит невысокий полный человечек с хитрым взглядом. Он долго смотрит на меня, даже не пытаясь напасть, а потом нагибается и набирает с земли камешков.

– И что? – говорю я.

Он бросает их в меня: по одному, с дикой скоростью, мастерски. Явно профессиональный метатель ножей. Я увёртываюсь от нескольких камешков, но затем болезненно получаю по лицу, потом в грудь, потом в живот, по руке. В два прыжка преодолеваю расстояние до метателя, как вдруг один из камешков попадает мне в глаз. Я ничего не вижу, боль дикая, но я знаю, где стоит толстяк. Сцепленные в замок руки врезаются в круглую голову. Я застываю на месте и открываю здоровый глаз. Толстяк оглушён: он лежит на земле и тяжело дышит.

– Прошёл, – говорю я.

Всё лицо в крови, но остался последний, пятый. Остальных – завтра. Редко выпадают такие тяжёлые клетки. Обычно встречается один сильный боец на десять – пятнадцать рабов. Тут – двое на пятерых. Главное, чтобы не трое.

Последний просто бьёт меня в живот. Я выдерживаю удар и выкалываю ему глаза «козой», он не успевает даже увернуться. Вторым ударом я ломаю ему горло. Отхожу. Больно, но я привык.

– Господин Риггер, вам требуется помощь? – женский голос.

Это Катина, прислужница Пантеры.

Я поднимаю кобуру с дробовиком и иду к выходу. Она трусит за мной. Глаз болит страшно, нос тоже. На руке, куда попал камень, рваная рана. Кожаный жилет на груди испорчен. Метатель хорош, да. Это будет интересным номером.

Я останавливаюсь и оборачиваюсь к Катине.

– Иди вперёд.

Теперь она идёт передо мной, я держу руку на её плече. Глаза закрыты.