Очки для близости - [9]

Но племяннику и этого показалось мало.

Он разыскал где-то герб Аракчеева с девизом «Без Лести Предан», немного его переделал и преподнес дяде под своей редакцией «БеС Лести Предан». Шутка старая, каламбур еще пушкинских времен, но Дмитрий Максимович юмора не оценил. Обиделся сердечно и игнорировал разгильдяя племянника.

Вот такие пироги получились с «бесятами». Так что исключать мелкую месть хозяина, подарившего мне «Форд», нельзя.

Выбежав из гаража, Геннадий пропал до апреля. Отнимать у женщины новую блестящую игрушку, навязываясь в шоферы, он не стал. Он уехал к матери на Кипр. Там у Бурмистровых была вилла, и Зоя Федоровна, мама Гены, жила на ней, то ли присматривая, то ли отдыхая от профилактория под руководством мадам Флоры.

Мадам Флора выразила свое отношение к «премии» весьма оригинально. На Восьмое марта она подарила мне выполненную в бронзе статуэтку Ники Самофракийской.

Глядя мне прямо в глаза, она протянула безголовую крылатую богиню победы и чеканно проговорила:

— Поздравляю, милочка. Это для вас.

Суть демарша была понятна и без выразительных взглядов. «Если вы, милочка, возомнили себя победительницей, то вы, пардон, без головы». Возможна и более угрожающая интерпретация. «Не лишитесь головы, Виктория моя».

Мадам Флора, которой больше подошло бы имя Фауна, нисколько не напоминала букет. Если только дурман пополам с чертополохом в праздничной упаковке. Флора Анатольевна относилась к зверькам семейства куньих. Блестящая шкурка, изящное тельце, невтяжные когти и ненасытность хоря. От многочисленной прислуги она требовала беспрекословного подчинения и ответов по форме «да, мадам», «нет, мадам», «слушаю вас, мадам».

Только поступив на службу, я приняла эту форму за заскок заносчивой дамочки.

Но по зрелому размышлению пришла к другому выводу. Предусмотрительная Флора Анатольевна избавила себя от фамильярного «Флора» в общении прислуги между собой или, чего хуже, — от прозвища. С ее подачи вся прислуга в приватных беседах называла ее просто «мадам». Изящный ход.

Как и сама Флора.

Первые месяцы мадам относилась ко мне ровно. Прежняя гувернантка была хороша собой и более дерзка, меня отнесли к разряду синих чулок, невыразительных мышей и скупо хвалили.

Иногда мадам «выгуливала» детей на светских раутах, где я не раз слышала: «Ах, моя беременность протекала тяжело, как болезнь». По-моему, период ремиссии несколько затянулся, и мадам использовала детей исключительно в спекулятивных целях — показать, что они есть, материнство ей не чуждо и вся она милая и семейная.

Остальная ее жизнь вращалась вокруг слова «благотворительность». Что также было спекуляцией: попить чаю с кем-то из семьи первого президента, оказать поддержку начинаниям второго и проявить себя как солнце — светить всегда, светить везде.

Дмитрий Максимович к меценатству жены относился снисходительно. Щедро раздавал на благотворительность, и долгое время оба были довольны. Пока в июне этого года мадам не устроила сцену.

В чем была ее причина, доподлинно мне не известно. Но даже моего скудного воображения хватило, чтобы понять — мадам уличила мужа в адюльтере. Она кричала на Софью, обзывала ее «софой-раскладушкой» и обещала уничтожить.

В общем, ситуация анекдотично тривиальная — муж и молоденькая бебиситтер.

Странным было другое. Дмитрий Максимович из своих романов тайны не делал.

Похлопать Софью по заду, ущипнуть там же было в порядке вещей. Господин Бурмистров относился к тем мужчинам, руки которых вечно искали теплый мягкий предмет. Мадам Флора лишь брезгливо морщилась и только. И вдруг…

В отместку мадам завела себе секретаря Феликса. Не исключено, что именно в нем и крылся секрет «сцены». Теперь брезгливо морщился муж. Но молчал и терпел.

Феликс ввинтился в огромный дом, как шуруп в трухлявый пень. Легко и без усилий. Мадам объявила, что садится за мемуары и секретарь необходим ей для работы.

А великолепный экстерьер молодого человека приятно скрасит процесс.

Худощавый брюнет с огромными зелеными глазами составлял с хозяйкой заметную пару. Словно породистого щенка на шлейке, мадам таскала Феликса за собой и демонстрировала подругам с гордостью владельца питомника левреток. Секретарь мило тявкал, подставлял брюшко для почесывания и вставал на задние лапки по щелчку пальцев.

Если бы не эти цирковые упражнения, я относилась бы к Феликсу вполне лояльно. Мадам оставила дрессуру близнецов, получив новый объект для муштры. Но мужчины, позволявшие проделывать над собой столь унизительные эксперименты, были противны мне всегда.

А Феликс скользил ласковым взглядом по дому, словно прикидывая, какой кусочек откусить. Фу!

Единственный, кто противостоял мадам, был Геннадий. Философский взгляд на вещи лишил его чувствительности к укусам, щелчкам кнута и запаху пряника. Феликса он звал "ваш Эндимион [3], тетушка" и в случае высочайшего гнева отбрехивался словами Фонвизина: «Ваше благородие завсегда без дела лаяться изволите».

Не отягощенная лишним образованием Флора Анатольевна стискивала зубы и изображала гордое презрение. Чем она могла ответить схоласту племяннику, свободно обсуждавшему релятивистскую космологию с адептами теории относительности? Такой букет был Флоре не по зубам.