Очищение - [4]

– Не знаю, – хозяйка квартиры сделала глубокий вдох. – Всё вместе и ничего одновременно. С другой стороны, это дело – глухарь, и хорошо, что его забрали. В отпуске я не была года два, можно было бы и отвлечься. Есть у меня давний знакомый, мы лет пять назад работали над одним делом, я тогда ещё опером служила, но он живёт в Америке, в Нью-Йорке, так что… Хотя, если Астова поднапрячь, он достанет мне и визу, и рапорт на выезд из страны, – Ева посмотрела в тёмное окно, по которому барабанил ледяной дождь, а ураганный ветер неистово старался прорваться в квартиру. Она поёжилась. – Нет. Всё не так. Знаешь? Я чувствую… Я ощущаю нечто тревожное в этом во всём, не знаю, как это объяснить. Я чувствую опасность… Глупость… Не было никакого срыва, Астов вечно всё преувеличивает.

– Астов? – гость повторил фразу девушки. – Ты всегда называешь его «Астов» или «генерал Астов», ты никогда не называешь его по имени или имени-отчеству. Ты злишься на него? За что? Ты злишься на него из-за смерти своего отца? Хотя он заменил тебе его, он всегда был рядом, стал почти приёмным отцом тебе, он твой наставник. Откуда такой холод по отношению к нему?

– Что? Нет. Даже и не думай, нет, нет, нет… Ты хотел поговорить о сегодняшнем дне, мы поговорили, я не собираюсь начинать всё с самого начала и копаться в моей прошлой жизни. Я не хочу снова и снова всё вспоминать, я это делала слишком много раз, и ничего не помогло. Я не помню событий той ночи! Не помню! Каждый раз, когда мы с тобой встречаемся, ты сводишь диалог к этому, зачем? Эта тема закрыта. Я не виню Астова в смерти своего папы, так как его убил не он, а тот алкаш, который пырнул его ножом при задержании. Так что не надо. Астов – просто Астов, потому что он Астов. И точка.

– Хорошо, прости, если ты не хочешь говорить об этом, мы не будем, – Антон сделал последний глоток. – Можно мне ещё кофе? – Ева взяла стакан и ушла на кухню, а собеседник продолжил: – Тогда расскажи мне о своём знакомом. Кто он, как вы познакомились?

– Он детектив, работает в Нью-Йорке, теперь уже старший детектив Роберт Пратт. Лет пять назад, как я уже говорила, мы работали над одним делом. Было совершено особо тяжкое преступление: убита молодая девушка у себя в квартире, также был убит её десятилетний сын. Расследование указывало на человека, который являлся гражданином Российской Федерации и, возможно, скрывался в нашем городе. Он проживал и работал в Америке, имел грин-карту, подозревалось, что после совершённого им преступления он покинул Америку и прилетел обратно в Россию. Также стало известно, что он похитил крупную сумму денег с последнего места работы. Проще говоря, американцы попросили содействия в поиске и поимке преступника, наше управление посодействовало, так мы и познакомились. Мы нашли подозреваемого и передали властям Америки. С Праттом до сих пор поддерживаем связь, он давно приглашал меня в Нью-Йорк. Ещё вопросы?

– А такое возможно? Чтобы гражданина России выслали из страны отбывать наказание в другой?

– Да, ну, если ты не миллионер и не сын какого-нибудь чиновника и ты не представляешь никакой ценности, то да.

– Тебе он нравится?

– Кто? Убийца? О, да! Он был безумно красив, но я умерила свои плотские желания и смирилась с его экстрадицией.

– Нет, – Антон смущённо поправил очки. – Пратт.

– Скажем, он меня не бесит, с ним можно поддерживать диалог и у нас общие интересы. Он так же зациклен на своей работе, как и я. Да и другого выбора нет. Если ты не заметил, я нелегко схожусь с людьми.

– Ты воспринимаешь свой отпуск как наказание?

– Это и есть наказание. Весь смысл моей жизни в работе, и когда меня лишают её, для меня это наказание.

– Тебя это сильно расстраивает?

– Да нет же, нет… Ох… Как ты не поймёшь. Дело не в наказании, не в ссылке, не в том, что у меня забрали дело. Дело в том… – Ева поставила стакан перед гостем и подошла к окну, пытаясь что-то разглядеть в сгущающихся сумерках, пытаясь увидеть хоть какой-то свет в непроглядной тьме. – Дело в этой девочке, даже не в ней, дело в её убийстве. Понимаешь, это не обычное изнасилование и последующее убийство с целью сокрытия личности насильника, нет, тут всё сложнее… – она повернулась лицом к слушающему. – Он ударил её по голове тупым предметом, она упала, но он не стал добивать. Он меняет орудие, наносит тринадцать ножевых ранений, но опять не убивает, вместо этого он вспарывает ей живот неким режущим предметом, причём характер оружия, которым были нанесены колото-резаные раны, согласно экспертизе, не соответствует характеру оружия, которым был разрезан живот. То есть убийца три раза меняет орудие преступления, но ни одного из них на месте обнаружения тела не найдено, отпечатков тоже нет, крови нет! И в завершение всего нападающий посмертно насилует свою жертву. Каким нужно быть психом, чтобы изнасиловать изуродованное мёртвое тело? Что это? Это наказание жертвы или удовлетворение потребностей убийцы? Преступник не просто покидает место преступления, он производит ряд манипуляций с трупом, а именно аккуратно складывает её одежду и нижнее бельё и кладёт ей под голову. Это угрызение совести? И, как следствие, попытка разместить тело как можно удобнее? Или это абсолютная уверенность в своей неуловимости, что-то типа: «смотрите, я могу потратить на это время, но вы всё равно меня не найдёте». В любом случае мы имеем дело с психом. Я буду очень рада, если у прокуратуры действительно есть подозреваемый, но что если они идут по ложному следу, что если у нас будет серия? А я буду в отпуске, я буду терять время! Вот что меня беспокоит, что меня расстраивает: у нас может объявиться новый серийный убийца, а я буду связана по рукам и ногам и ничего не смогу с этим сделать, не смогу остановить его, пока он не причинил боль кому-нибудь ещё, – девушка снова отвернулась от собеседника к окну. – Это всё. Ну что? Какие выводы? Ты обнаружил в моём поведении маниакальную склонность к самоубийству или беспричинную неуправляемую агрессию к окружающим? Я не опасна для общества? – Ева ухмыльнулась.