Очерки - [22]

— Кати. А вот это прочь волоки.

— Как?

— А так! Я его насквозь вижу.

И верно. Плотник знает, здорово ли бревно, давно ли срублено и где росло: на песке ли, на болоте ли; и когда дерево свалили — зимой или уж по весне. Глядит на бревно и будто паспорт его читает. И сколько ему годов от роду — скажет, и все верно. Где тут с ним спорить! Волоки прочь, коли велит.

Хозяин уж не на лес свой глядит, а мастеру в брови: а ну как половину-то вышвырнет, что тогда?

Поглядел плотник и место, где избу ставить. Глазом прикинул, и уж все у него в голове. Вся изба в голове стоит, вся по бревнышку: и что куда пойдет, и где окно, где дверь, и где печь станет, и как стропила лягут, и все бабьи угодья взял в расчет. Живая изба у него в голове.

Промерил, забил в землю четыре колышка: тут углам быть.

И пошел. Работает с сыном, троих плотников нанял, да хозяйских двое.

Тешет мастер топором, как пером пишет. Щепка пахучая слоится, щелится. Мокрая рубаха к спине прилипла, а он знай тешет. Поплюет в руки — и опять снова-здорово.

А «делов» множество. Хочет хозяин не избу, не дом, а хоромы поставить. Хоромы в два этажа с «галдареей» и «выходами». Один выход (балкон) спереди, под самою крышею, другой поставь ему над крыльцом. И чтоб крытый был на два ската, со столбиками. А «галдарея» пусть круг всего дома идет с перильцами, с резными балясинами.

Поглядишь на избу с углов и думаешь: как же она ложена? Кажется, будто бревно сквозь пропущено. Чудо какое!

А чудо вот в чем.

В углу, где бревно с бревном перекрещиваются, делается на каждом вырубка, как будто шея. Конец самый остается, как был, толстый — голова. И на перекрестном бревне зарубается такая же шея, и в конце такая же олова торчит. Бревна ложатся шеей на шею, а головы торчат из угла.

Вырубку делают круглую, как чашка. Так и говорят: «Углы в чашку рублены».

Плотник уже знает и рубит чашку на глаз, на память. Смотри — срослись бревна головами. Городи поверху второй слой. Вот легло бревно на бревно. Плотно ли?

Нет! Плотней надо. Мало того, что бревно с бревном сойдется, пусть даже и без щелочки, — да жить-то будет холодно. Тонка стена будет в тех местах, где бревна сходятся. Так дела плотник не оставит, и верхнее бревно на нижнее верхом посадит. Он по низу в верхнем бревне вытешет желоб, корыто целое. И этим желобом верхнее бревно обнимает нижнее за спину, плотно его ообляжет. Не будет в стене ни щелочки, ни продушины. Не шутит олонецкий мороз.

Посмотришь на иную избу — что за бревнища: руками не обхватишь!

Связал в чашку четыре бревна — вот и венец. И городит деревенский инженер венец на венец. Не метит и отвесом будто не провешивает, а не перекосит нигде. Не даст маху.

Вот и полы настлали и под крышу подвели. Далеко стреха выпущена — нависла крыша. А как же? Она «галдарейку» прикрывает.

Чердак чистый — для всякого запасу. С чердака «выход»: балкон с перильцами. Четыре столбика, а над столбиками дуга резная затейливая, с фестонами, с завитками, с выкрутасами.

Под крышей резьба. Две доски пришиты, и все в затейливых дырочках, по концам узор выпилен, как шитое полотенце.

А где балка выходит наружу, — так не торчать же ей чурбаном! Оять-таки затея: вырубил мастер на конце фестон.

Крыша тесовая, плотная, на два ската. Так неужто в дождь вода к и будет лить с крыши да на стену или прямо на «галдарейку»?

На то идут по краю крыши «потоки» — деревянные желоба. Желоба эти держатся «сошками». Это концы стропил выпущены наружу завернуты крючком.

Ну уж коли торчит наружу, вышла на люди стропильная нога, — нельзя ее так бросить. Тут на этих крючках испокон веков вырезают птиц. Называют их «курицами».

Витиеватые птицы с завитушками.

Есть избы, что древние времена помнят, а и на них те же курицы держат потоки.

И ничего-то мастер торчать колом не оставит — все заделает резным рисунком или зашьет резной доской, сквозной пиленой вырезкой. Как иглой разошьет избу со всех концов.

Одни углы мастер не разделывает. Серьезно, дельно углы глядят: толстые, обрубленные. Тут уж не краса — тут сила.

Сезонщик

Гореть ли меньше стали, или уж плотников много развелось, только мало стало топору дела в деревне.

А хороши в городе заработки. Когда это в деревне два-то с полтиной в день выгонишь? А в городе, говорят, все лето работа не переводится.

И потянулись костромские плотнички в город. Чуть весной повеяло, гляди — уж зашевелились костромичи. Ящик с инструментом за плечи — и на чугунку в город.

А в городе уж работа не та. Тут все по плану, по ниточке, по мерочке, по аршинчику.

Тут уж не мудруй! А вот отбили тебе по нитке линию, прямую как струна, — и теши ты по ней с утра до вечера. Одно бревно вытесал, а вот тебе и другое подкатывают.

А зазудит в руках охота поиграть топором, — нет, держись! Тут тебе, борода, не деревенские пряники выкручивать — тут линия!

Уж которую сажень, версту, кажись, вытесал. Спину бы разогнуть или затейливое что оттяпать… Нет, теши, щепи бревно сосновое, пока язык за плечи не закинешь.

Какие уж тут столбики да курицы — полы вот надо класть, надо угол в балке выбрать. И чтоб угол прямой был, и чтоб линия шла по нитке, и не переруби ни на волос, и чтоб было ко времени!