Алеуты бьют их из винтовок на мясо, из кожи делают подошвы, а из кишок — камлеек — непромокаемые рубашки.
Сейчас получено радио: 10 апреля к нам вышел пароход из Владивостока.
Писать больше некогда: к приходу парохода надо составить отчёт за весь минувший год.
27 апреля — 2 мая
Остров Беринга
Скоро и апрелю конец, а у нас всё зима, глубокий снег. Но тише вьюги и штормы, тише гудит океан.
Починили и спустили на воду катер, единственное наше моторное судёнышко.
Парохода ещё нет.
Каждый день океан выбрасывает на берег возы мяконькой. Но сивучей стало меньше: они уходят от нас на запад, к берегам Камчатки. Там их лежбище, там они будут выводить детёнышей.
Ваньки бродят по лайде, поедают выброшенную рыбу. Удивительно, до чего они осмелели: нисколько не боятся людей. Лежит себе прямо на дороге и ждёт, чтобы человек его обошёл. Шугнёшь его — он нехотя поднимется, отойдёт несколько шагов и опять ляжет.
Точно знают, что время не промысловое и трогать их нельзя.
В начале мая в норах у них закопошатся первые щенята.
Вот и май.
На лайдах уже другая рыба, не мяконькая, а мойва: мелкая, длиной до 18 сантиметров, из лососевых.
Рабочие, алеуты и алеутки, человек десять, перебрались из Никольского в летнее село Саранное, в глубь страны.
Из большого озера Саранного вытекает в океан речка. Скоро из океана пойдёт по ней в озеро метать икру нерка. У нас её зовут красной рыбой. Видом, величиной и вкусом она походит на кету и сёмгу. Только мясо у нее красней — как кумач. Алеуты готовятся к ловле её, перегораживают речку Саранную каменным забором.
10 мая у северной оконечности острова замечены первые морские котики.
Как в далёком Ленинграде ждут прилёта первого грача, так мы на острове Беринга ждём котиков. Они зимуют на юге за тысячи километров от нас и своим появлением возвещают начало весны.
Первыми прибыли старики самцы — секачи. Им лет по 8–12. Это крупные, пудов на 8–10, бурые звери с гривой на спине.
Прибыв из далёкого путешествия, они выходят на берег и влезают на камни. Лежат, величественно поглядывая по сторонам.
Тут их лежбище.
Каждый день прибывают новые и без ошибок выбирают себе те же камни, на которых лежали в прошлом году.
Пришёл наконец долгожданный пароход.
Едва показался вдали его дымок, как всем народом мы высыпали на берег. Дали знать в Саранное, прибежали и оттуда.
В двух километрах от берега пароход остановился и бросил якорь. Алеуты кинулись к шлюпкам.
Но раньше чем мы успели добраться до борта, пароход выбрал якоря и повернул в море.
Шлюпки вернулись на берег.
Семь долгих, тяжёлых месяцев вдали от мира, двести дней надежд, тоски, пять тысяч часов ожидания. Наконец вот он здесь, пароход, и… нет его.
А ничего не поделаешь: ветер начал менять направление, начал загибать в берег. Того и гляди, перейдёт в шторм.
Нельзя пароходу в шторм у берега оставаться: с любых якорей сорвёт и шваркнет о скалы.
Пароход не уйдёт, будет выжидать невдалеке.
Но нам-то каково! Ведь бывает и так: угонит его шторм далеко от острова; запас угля в трюме ограниченный; если на много дней завернет шторм, уходит пароход совсем, так и не побывав у нас.
Скверную провели мы ночь.
К счастью, наутро ветер улёгся. Пароход приблизился, шлюпки подошли к нему.
Закипела работа: живей выгружать. Никто не знает, какая погода будет через час. С утра до ночи и с ночи до утра катер таскает кунгасы — маленькие баржи. Пароход привёз строительные материалы, уголь, охотничьи припасы, продукты: муку, жиры, консервы, овощи, привёз журналы, газеты, письма за десять месяцев. Кунгасы его разгружают, разгружают, разгружают…
Чуть ветер — и стоп. Работа стала. Пароход отошёл в море. Шлюпка на берегу.
Ждут сутки, другие, третьи…
Улёгся ветер. Опять подходит пароход, мчится к нему катер. Разгружают, грузят, разгружают и грузят.
Грузят мешки с драгоценной жатвой обоих островов — пушистые шкурки голубых песцов.
Вот уже полмесяца, как подошёл пароход, а погрузка и выгрузка всё ещё не кончена. Кипит работа.
Писать некогда. Кончаю.
21 мая — 20 июня
Остров Медный
Как я попал сюда, на Медный, — это целая история. Расскажу всё по порядку.
Погрузку наконец кончили. Пароход ушёл. Вздохнули мы ему вслед и опять принялись за свои дела.
В речку Саранную пошла из океана нерка. Пошла, пошла, гуще и гуще — успевай только выгребать её из воды неводом.
Я опять побывал в тундре — ванек проведать. В каждой норе родились, где только пара, где пяток, а где и десяток маленьких, голых, слепых щенят. Мать греет их и кормит, и лижет. Отец стережёт нору и бегает на охоту.
Ходил я ещё на северное лежбище котиков. Там у нас устроена высокая наблюдательная вышка. В домике за берегом живёт наблюдатель, в другом — караул.
Наблюдатель каждый день в бинокль подсчитывает с вышки всех котиков, записывает всё, что у них происходит. Они его и не видят, и не чуют. У нас дело поставлено так, чтобы зря ничем не потревожить котиков. Бывает, ветер задует от домиков к лежбищу. Тогда караульные и наблюдатель не топят печей, не варят, не жарят — запах дыма беспокоит зверей.
Я тоже влез на вышку. На лежбище уже заметное оживление. Среди секачей появились полусекачи — четырёх- и пятилетние самцы. Начинают прибывать и холостяки — самцы до трёх лет. Они гораздо меньше секачей, и гривы у них нет.
