«БОЙСЯ! ЛЕДОРЕЗА! БОЙСЯ!»
По дощечке взбираемся на борт ближайшей рыбницы и с борта на борт, с борта на борт перебираемся на «Зверобой».
Молодые ребята — матросы — глядят вопросительно.
— Хотим с вами до Пуйко. Капитана можно видеть?
— Командира? На правом борту первая каюта.
Их всего-то — кают — две на правом борту судёнышка.
Пожилой командир поднимает голову от морской карты.
У командира глаза под крышей крылечка: до половины закрыты складкой свисающей кожи, а внизу морщинки. Но оттуда, из глубины, — как острые два клюва.
Мы показываем свои документы, просим взять на борт.
— Ну, что же, приходите, — просто говорит командир. — Часов в двенадцать отправимся. Только отдельных кают у нас нет, не взыщите!
Мы готовы ночевать и на палубе.
* * *
Слетать за вещами в пастеровскую школу долго ли нам? Но когда пришли, узнали, что отъезд отложен: командир пошёл в город добывать новые котлы для варки пищи. Сообщил нам об этом молодой радист. Он не смотрел в глаза, когда рассказывал: сразу почувствовалось, что неладное что-то произошло на судне, пока мы ходили.
Моряки рады новым людям на борту.
Мы быстро перезнакомились с командой. Судно оказалось экспедиции Рыбтреста. Отстало от двух других судов экспедиции: мотор испортился. Те ждут в Пуйко.
Экспедиция направляется в обход Ямала с зимовкой на берегу Карского моря. Это та самая экспедиция, о которой мы слышали в Свердловске. Цель — обследование рыбных и зверовых богатств Обской губы и Карского побережья Ямала. Научные работники сейчас уже работают в Пуйко. С особенной гордостью сообщили нам, что на борту есть женщина, учёный-зверовед.
— Землячка ваша — из Ленинграда. Боевая. Триста пятьдесят получает.
Спешить было некуда. Мы с Валентином пошли в город просить Интегралсоюз отпустить нам продуктов на дорогу. Охотно и быстро снадбило нас всем необходимым «Потребительское общество приполярного круга».
На обратном пути мы встретили кока со «Зверобоя» и с ним матроса по фамилии Пузатых. Друзья остановили нас и слёзно принялись жаловаться.
Кок — разваренный дядя с унылым и красным носом — горько плакался, что нет у него научности и он вынужден был наняться на такое паршивое судно, как «Зверобой», где даже готовить приходится под открытым небом. Он уже простыл, у товарища Пузатых тоже голова болит и кружение. Оба идут в больницу получить порошки — как его, пирамидон, что ли? — и попросить бумажку, чтобы отпустили их отсюда назад в Тобольск. А на таком судне да с зимовкой ехать — это же верная смерть. Да вот товарищ Пузатых сам скажет.
И начал товарищ Пузатых — мужчина в годах и гладкий, как облупленное яичко. Начал и остановиться не мог, пока не выболтал всю свою жизнь и все свои обиды.
Отец-то у него был сам с образованием второго разряда, а его учить не захотел. И как был он, Пузатых, на Алдане, муку покупал по двадцать два лотика чистого золота. И возил он, Пузатых, то золото в Монголию. И падали дорогой все верблюды. И много у него, у Пузатых, в те времена водилось этого золота. И как он, Пузатых, четырёх жён переменил и опять думает жениться. И попал на проклятый тот «Зверобой» спьяну, всё по той же причине отсутствия научности. Выгоды с ней, со службы этой, никакой. Да как бы ещё в беду не влететь: моторишко-то на «Зверобое» — никуда. И вся надежда у него, у Пузатых, теперь только на больницу. А уж если и тут не пройдет, так дальше и вовсе крышка, потому что дальше на берегу и начальства никакого не будет, тюлени одни да моржи в море.
— Истинная правда, — подтвердил кок и закивал унылым носом. — Истинная правда, золотые ваши речи, товарищ Пузатых.
Они попросили ничего не говорить капитану и побрели в больницу. Мы вернулись на судно.
Часа через полтора пришёл командир. Котлов ещё достать не удалось, он приказал готовиться к отходу.
Матросы нехотя повиновались.
Тут подошли Пузатых с коком. Мы ещё издали поняли, что их постигла неудача. Красный нос кока побагровел и свесился до самого подбородка. Мелкие глазки Пузатых растерянно бегали по полу.
Приятели, как крысы, проскользнули мимо каюты командира на ют. Пузатых поманил за собой пальцем матросов.
Я прошёл на ют послушать, о чём у них будет разговор.
— Не достал — шипящим голосом говорил Пузатых. — Что он — отравить нас хочет? В таких котлах обед варить! Яд это.
— Он говорит, — сказал радист, — в Аксакове котлы возьмём.
— Нарошно, нарошно говорит, — шипел Пузатых, — заманить! Откуда там котлы? Нет там никаких котлов. Это чтобы только отсюда убраться скорей, чтобы возврату нам не было. На верную смерть ведёт.
— Он говорит, — сказал молодой матрос, — если что не в исправности будет, мы зимовать не остаёмся. Назад вернёмся.
— А вы верьте, верьте, бараны! Заведут во льды, тогда возвращайся как хошь.
Матросы молчали, понурившись.
— А кок больной! Помрёт, ей-богу, помрёт, — кто нам тогда готовить будет? Да в таких котлах!
— Нет, ребятушки, нельзя дальше, нужно всем сразу — и чтобы назад в Тобольск.
— Пошли к командиру! — встряхнулся вдруг юный радист. — Что на самом деле!..
Все гурьбой повалили на бак. Позвали командира.
— Все собрались? — безмятежно спросил командир. — Ну, заводи мотор.