Очерки прошедших лет - [31]

Самое главное — в школе собрался коллектив учителей, которые посвятили детям жизнь. Мы почувствовали сразу дух добра, свободы, инициативы и деятельности. В школе работали столярная, переплетная и швейная мастерские.

Появился и радиокружок, где способные к технике ребята сами собирали детекторный приемник. В ящичке монтировали проволочные катушки, сопротивления, а снаружи в маленьком углублении лежал кристалл. Если в него потыкать проволочкой, соединенной с приемником, звучала музыка или голос: «Говорит Москва». В мастерских чинили стулья, мастерили декорации, шили костюмы к спектаклям. Все оборудование было старым или самодельным, добывали его у шефов, помогали и родители.

Школьный театр

Всей театральной жизнью школы, бурной и разнообразной, руководил Сергей Владимирович Серпинский. Он был учителем физики и постоянно добывал электрические и оптические приборы для будущего кабинета в новом здании, которое долго ремонтировали. Но основной страстью Сергея Владимировича был наш театр.

Зал в полуподвале школы забивался ребятами, учителями и родителями. Духота, теснота, возбуждение. На сцене сбоку — инструментальный квартет. Играют не взрослые, а дети! Ставят «Мещанина во дворянстве».

Занавес открывается. На сцену выбегают четверо ребят, одетых в черное. Они ставят на сцене кресло, стол, диван и ширму. Как я поняла позднее, постановка была в духе сугубой театральности, в стиле Вахтангова и Мейерхольда. Только костюмы соответствовали эпохе. На мужчинах короткие штаны с лентами под коленями, банты на туфлях, украшенные золотой каймой кафтаны с широкими рукавами, а у женщин декольте, бижутерия и широкие юбки. С самого начала было смешно и занятно. Когда же пошли сцены с учителями и Журден узнал, что, оказывается, он говорит прозой, а затем зазвучали диалоги с другими учителями-профанами, зал рыдал от смеха. Еще помню, как забавна была сцена посвящения Журдена в мамамуши: неожиданно артисты обменивались репликами, относящимися к событиям школьной жизни. Это было особенно занятно. Артистами были старшие школьники. Нам их игра казалась бесподобной.

После уроков в нашей школе проходили клубные дни. Ребята занимались в разных кружках, а для нас, младших, кто-нибудь из учителей читал вслух интересные книги. Особенно мне понравилась «Старшины Вильбайской школы» — про жизнь, дружбу и приключения английских школьников.

Очень нравились мне и перипетии превращений героев книги «Принц и нищий». Еще поражали диапозитивы. Их показывали через так называемый волшебный фонарь. Это был большой проектор, где яркий свет возникал от вольтовой дуги — двух сближенных раскаленных током углей. В то время кино и радио только начинались, а телевидения не существовало, поэтому изображения разных далеких стран, путешествий, экзотических и доисторических животных или иллюстрации исторических событий были нам очень интересны.

Колония

Уже в первом классе мы узнали, что у нашей школы есть «колония», где летом живут, а старшие школьники еще и работают. Позднее нам рассказали, что колония возникла из группы ребят-беспризорников (или просто голодающих после разрухи ребят), которым Дмитрий Иванович и другие учителя решили помочь. Колония располагалась в Очакове, в ряду пустующих дач. Теперь это городской район, застроенный высокими домами, а тогда это было пригородное дачное место.

И вот наступило лето, и мы едем в колонию. Это были три довольно большие дачи, отделенные друг от друга рядами саженых еловых перелесков. Дома располагались на расстоянии около полукилометра друг от друга. Был еще небольшой прудик. Теперь я понимаю эклектичность архитектуры нашей дачи. Это был псевдорусский стиль со множеством резьбы, наличников, но одновременно дача хотела казаться западной, поэтому украсилась узкими высокими окнами. В нижнем этаже находились две большие спальни, выходящие в игровую комнату, где мы играли, читали, занимались. Еще в одной небольшой комнатке жила воспитательница. Игровая комната сообщалась с большой открытой террасой. Там были толстые, витые резные столбы, верх украшала кружевная резьба. Второй этаж состоял из одной или двух маленьких комнаток с двумя балкончиками. Со стороны было видно, что второй этаж резко сужается, переходя в башенку. Еще выше крутая лесенка вела к совсем маленькой площадке, напоминавшей церковный барабан, с окнами во все стороны. Над этим фонарем торчал высокий шпиль с булавой. По-видимому, этот шпиль дал название нашей даче — Шпиц. Итак, Шпиц был средневековым замком и русским теремом одновременно. Мы любили, гордились, восхищались нашим Шпицем. Многообразие псевдорусских барочных украшений и даже готического стиля давало большой простор воображению.

Такого же вида, но попроще и поменьше, была средняя дача — Среда. В ней жили ребята постарше. Она выглядела попроще: мало резьбы, колонн, небольшая терраса.

Самой главной была белая дача «Беда» — оштукатуренный двухэтажный дом. С нашей точки зрения, совсем некрасивый. Там жили старшие школьники, учителя и Дмитрий Иванович с женой и двумя детьми. Мы мало там бывали, но однажды я увидела около «Беды» большого мальчика, вернее юношу, верхом. От пота блестит его загорелый торс, он как бы слился с лошадью. Скача мимо сарая, он, красуясь, кричит что-то стоящей в дверях девушке. Эта картинка — девчоночья мечта о грядущей любви.