Очерки по истории русской агиографии XIV–XVI вв. - [55]
Теперь «догадка» о Пахомии Сербе как авторе «Слова на латыню» приобретает черты полноценной уверенности. Но в таком случае возможно уточнение даты создания «Слова»: поскольку повелением «самодержца» Василия Васильевича и благословением митрополита Феодосия (следовательно, в тот же узкий отрезок второй половины 1461 — начала 1462 г.) Пахомий отправился в Кирилло–Белозерский монастырь составлять житие святого игумена Кирилла[254], то «Слово на латыню» он должен был написать во второй половине 1461 г. По аналогии с тем, что Житие Кирилла Белозерского было составлено Пахомием по официальному заказу, можно сделать вывод, что и «Слово на латыню» было написано по заказу официальных властей — великого князя Василия Васильевича и митрополита Феодосия (вспомним, что до этого, в 1459 г., также по официальному заказу — по повелению великого князя Василия II и благословению митрополита Ионы — Пахомий создал новую редакцию Жития московского митрополита Алексия).
Выявление стилистической структуры «Слова на латыню» позволяет определить взаимоотношение памятника с Московским сводом 1479 г. и со Сводом 1518 г. В Московский свод включена та часть «Слова», в которой повествуется о событиях, связанных с Флорентийским собором, — причем сокращены значительные фрагменты текста. Легко убедиться, что в части, общей с Московским сводом и «Словом на латыню», остались неизменными те своеобразные черты, которые мы отметили выше при анализе «Слова» в целом: сербское написание некоторых выражений, присутствие редких слов, не свойственных русскому литературному языку того времени, наконец, вся стилистическая система, характерная для творчества Пахомия Логофета. Но в тех фрагментах, которые не попали в текст Московского свода (присоединяем сюда и всю вторую часть «Слова»), наличествуют те же признаки — отсюда следует неизбежный вывод: именно «Слово на латыню» послужило источником годовой статьи Московского свода 1479 г.
Но составитель Московского свода 1479 г. воспользовался хронологическим уточнением, присутствовавшим в более раннем Своде 1477 г., и вместо неопределенного начала «Слова на латыню» — «в лѣта же и во дни» великого князя Василия Васильевича — написал: «В лѣто 45 … въ вторник светлой недели по Велицѣ дни». По этому признаку, а также по характерным сокращениям текста, определяем, что в Своде 1518 г. использована годовая статья Московского свода 1479 г. Здесь же привлечены и другие источники: Послание Василия II в Константинополь, сведения (из митрополичьего архива?) о после Полуекте Море, ездившем в свое время в Царьград с епископом Ионою, и др. Любопытно, что несмотря на хронологическое указание, почерпнутое из Московского свода (переданное, правда, с ошибкой: «на второй недели по Велицѣ дни»), составитель подборки самостоятельно обратился к «Слову на латыню» и выписал из него начало, в результате чего возникла неудачная по смыслу дублировка: «В лѣта же и во дни благочестиваго великаго князя Василия Васильевича всея Руси, пришедшу нѣкогда Сидору митрополиту на Русьскую землю, на второй недѣли по Велицѣ дни …»[255] Получившаяся сложная статья о Флорентийском соборе Софийской II и Львовской летописей рассечена известием о похоронах митрополитом Исидором княгини Евпраксии, заимствованным из так называемого «Летописца Русского». Летописец использован и в других известиях Свода 1518 г.[256], поэтому от решения вопроса, на каком этапе был привлечен данный источник (на этапе составления Успенского летописца конца 80–х годов XV в. или же самого Свода 1518 г.), зависит датировка указанной статьи о Флорентийском соборе.
Таким образом, в основе рассмотренного цикла памятников лежит «Слово на латыню», и оно определяет идеологический настрой последующего времени.
«Слово на латыню» по существу является манифестом нового православного царства, или, как выразился митрополит Иона, «православного великого самодержьства»[257]. Обоснование автокефалии Русской церкви и мысль о перемещении центра православного христианства в Москву являются стержневыми темами произведения. Русь объявляется «богоименитым народом истинного православия», по сравнению с другими странами провозглашается «болшее православие и вышьшее христианьство Белые Руси» (364), московская митрополия названа «великого стола Руских земль митрополией» (393). Величие государства подчеркнуто в титуле правителя: «боговенчанный Василей, царь всея Руси» (381), «великый дръжавный боговенчанный Рускый царь Василей» (377), и т. п. Но подлинных высот красноречия автор достигает при прославлении «богопросвещенной земли Русской», которой «подобает въ вселенней подсолнечьным сианием с народом истиннаго к вере православья радоватися» (395).
